— Так прогоните! Хотя мне и очень любопытно встретиться с Семеном Иванычем, но я найду для этого другой случай. Прогоните, пожалуйста. Мне тоже хотелось бы побеседовать с вами. Кое-что надо выяснить…
— Не могу!..
— Почему же? Скажите, что заняты…
— Нет, не могу, не могу… Никак не могу, Дмитрий Петрович… Должна принять его!
Звонок повторился.
— Слышите, как он нетерпелив? Ха, ха, ха, ха!.. Это один из самых горячих моих поклонников…
— Он. кажется, был горячим другом вашего мужа?
— Да, был, ну и что же из этого следует? — сильно подчеркивая слова, промолвила она и пошла в переднюю отпирать дверь.
Оставшись на минуту один, Рачеев еще раз более свободным и внимательным взглядом бегло осмотрел обстановку комнаты, мельком заглянул в другую и убедился еще-раз, что Зоя Федоровна жила довольно скудно. Все здесь было грубое, рыночное, дешевое, не было ничего лишнего, разве только вон то славное кресло, стоявшее в другой комнате, да какой-то цилиндрический аппарат с длинной гуттаперчевой трубкой, но это орудия ее ремесла. Он прошел в другую комнату и остановился перед небольшим стеклянным шкафиком, в котором в беспорядке лежали один на другом каких-то причудливых форм щипцы, крючки и ножи, а из угла шкафа выглядывала и будто смеялась своими белыми, ровными зубами и розовыми деснами искусственная челюсть. В этом же шкафу нашел он жестяную дощечку, на которой белыми буквами было изображено: «Зубной врач З. Ф. Ползикова». Все это он осмотрел беглым взглядом, а в передней в это время уже раздавался оживленный разговор.
— Нет, вы и вообразить себе не можете, кого я вам сейчас покажу, — говорила интригующим голосом Зоя Федоровна. — Вам даже и во сне не снилось!
— Да мне, ей-богу, же, ничего не снилось и никогда ничего не снится! — ответил Мамурин своим прежним грубоватым и отрывистым баском.
— Ну, одним словом, это вам никогда, никогда не пришло бы в голову! И вы будете очень рады!
— Что же, я всегда не прочь порадоваться! Покажите, покажите.
Мамурин вошел в комнату; увидев Рачеева, он вдруг остановился на пороге и в изумлении замер на месте.
— Дмитрий Петрович! Ты ли? — произнес он наконец, расставив руки для объятий.
— Я, Семен Иваныч, это я! — промолвил Рачеев тоном простым, спокойным и без всяких признаков восторга.
Объятия не состоялись. Они ограничились поцелуями.
— Ну, господа, займитесь друг другом! — сказала им хозяйка. — У меня новая кухарка, и я еще не знакома с ее искусством. Да, я думаю, у вас есть что сказать друг другу!
