— Однако, сказалъ Зигзаговъ, — въ вашихъ словахъ я чувствую бойца, у котораго руки чешутся помѣряться силушкой… «Силушка-то по жиламъ такъ живчикомъ и переливается»… а? Вотъ бы вамъ, Левъ Александровичъ, отыскать точку, пупъ земли… Вы тогда землю перевернули бы. А, можетъ быть, вы отыскали?
— Почемъ знать! — загадочно сказалъ Левъ Александровичъ и засмѣялся.
Разговоръ былъ прерванъ внезапнымъ появленіемъ новаго лица. Это былъ племянникъ Льва Александровича, носившій его фамилію, студентъ Володя. Молодой человѣкъ былъ сынъ умершаго нѣсколько лѣтъ тому назадъ родного брата Льва Александровича. Съ дядей онъ былъ въ хорошихъ отношеніяхъ, но жилъ отдѣльно въ очень небольшой квартиркѣ съ своей матерью, которая была въ холодныхъ отношеніяхъ съ Елизаветой Александровной, а потому въ домѣ Льва Александровича не бывала. Володѣ это не мѣшало приходить туда запросто.
У него съ дядей были прекрасныя отношенія, а Елизавету Александровну, которая всегда встрѣчала его недружелюбнымъ молчаніемъ, онъ игнорировалъ.
— Простите, Наталья Валентиновна, ворвался къ вамъ въ одиннадцатомъ часу… Но раньше не могъ, зубрилъ. А хотѣлось повидать Максима Павловича, — говорилъ онъ здороваясь съ Мигурской, съ дядей, съ Корещенскимъ, а Зигзагова заключивъ въ объятія.
Они были большими пріятелями. Володя поклонялся таланту Зигзагова, а Максимъ Павловичъ восхищался юношескимъ пыломъ Володи.
Въ самомъ дѣлѣ, среди студентовъ, даже крайнихъ, онъ отличался смѣлостью и горячностью. Превосходный ораторъ, онъ всегда зажигательно говорилъ на сходкахъ, призывая товарищей къ единенію и борьбѣ, и за время его пребыванія въ университетѣ, его ученіе уже дважды прерывалось противъ его воли. Могущественный въ городѣ дядя не мало помогъ ему своимъ вліяніемъ. Онъ просилъ за него и здѣсь и въ Петербургѣ. И только благодаря этому, Володя теперь кончалъ курсъ, пробывъ въ университетѣ шесть лѣтъ. Въ университетъ же онъ поступилъ совсѣмъ мальчикомъ — ему едва минуло тогда восемнадцать лѣтъ — и теперь онъ еще не дошелъ до четверти вѣка.
— Ну, разсказывайте о вашихъ университетскихъ подвигахъ, — говорилъ Зигзаговъ, — сколькихъ профессоровъ освистали? сколько разъ исключали васъ безъ права и съ правомъ? Великолѣпный юноша! Теперь въ васъ еще пока нѣтъ надобности, и вы только упражняете вашу горячность, но скоро, я думаю, потребуются борцы.
— А какъ скоро? — спросилъ Левъ Александровичъ.
— А вотъ какъ разъ тогда, когда вы, Левъ Александровичъ, будете стоять у руля. Вѣдь вы непремѣнно будете держать корабль къ тихой пристани, а мы съ Володей будемъ тащить его въ открытое море. Чортъ возьми, — воодушевившись говорилъ Зигзаговъ, — вся суть именно въ томъ и заключается, что господа наши кормчіе все хотятъ ввести россійскій корабль въ гавань. Вытащить его на берегъ и оставитъ его разсыхаться и солнцѣ. Дѣло спокойное. По крайней мѣрѣ можно улечься спать. А я нахожу, что россійскій корабль рано еще затаскивать въ гавань. Ему еще предстоитъ долгое и бурное плаваніе. Ну, да впрочемъ онъ и не войдетъ туда. Нѣтъ такой гавани, которая могла бы его вмѣстить…
