— Вот, Марьяна, отец дьякон имеет к тебе какое-то дело! — сказал о. Панкратий. — Я не успел расспросить его, да он тебе объяснит…
Сказав это, о. Панкратий вышел, прошел залу, и затем шаги его замолкли в кабинете.
О. Антоний поклонился, и так как ему не протянули руки, то этим и ограничился. Марьяна свысока смотрела на причетников и не подавала руки состоящим в сана ниже священнического.
— Что вам? — сурово спросила она.
— Мне? мне… тово… денег бы достать надо бы… Случай такой, Марьяна Панкратьевна… очень трудный случай…
— Денег? у меня? А что ж вы у отца не взяли?
— Отец Панкратий говорит, что у них нету!
— Ну, у меня, положим, есть…
— Есть? — радостно спросил о. Антоний, как будто это было все равно, что ему дали.
— Есть, да только вам невыгодно будет.
— Мое такое положение, что всяко будет выгодно… очень трудное положение.
— А сколько бы бы хотели?
— Да я бы… тово… рубликов полтораста всего! — О. Антоний до сих пор о цифре еще не думал и сказал эту сумму нечаянно, но он тут же определил: «Сто рублей секретарю суну, а пятьдесят на расходы. Еще Натоньке шелковый платок куплю, а ребятам гостинцы».
— Невыгодно вам будет, отец Антоний! Даже жалко мне вас, так невыгодно!
— Да сколько же, Марьяна Панкратьевна? — Он уже весь проникся нетерпением и в душе решил: «Сколько бы ни содрала — возьму! Ежели священником сделают, легко будет отдать!»
— Нынче у нас двадцать восьмой февраль? Так двадцать восьмого марта отдадите. Возьмете полтораста, а принесете двести. А кроме того запродажную на озимый хлеб…
— Как на озимый хлеб? — воскликнул о. Антоний.
— Да вы сеяли озимую?
— Сеял, семь десятин посеял…
— Ну, вот вы мне такую бумажку напишите, будто вы мне запродали жатву, что, значит, вырастет. Это на всякий случай… Мне оно не нужно. Сами знаете, я хлебом не занимаюсь.
Смотрел на нее о. Антоний и дивился, что могут на свете существовать такие женщины. «И это еще попадья и священническая дочь! — думал он. — В епархиальном училище образование получила. Господи ты, боже мой!» Впрочем, удивление о. Антония происходило больше оттого, что это случилось с ним. Он поневоле вникнул в это явление. Но и раньше он знал, что Марьяна мужикам не даром раздавала деньги. Даст одному десять карбованцев весной, а на Покрову двадцать берет. Но мужик, как обладатель собственной земли, казался ей более прочным, поэтому она не требовала у него обеспечения. А дьякона каждую минуту могут согнать с места, перевести в другой приход, и поминай, как звали.
