Брэд предложил заехать за ней домой, но Анна не могла допустить даже мысли о том, что он увидит их нищету, и поэтому выдумала себе какое-то дело в центре города и настояла на том, что они встретятся в кинотеатре. Несколько дней она внимательнейшим образом изучала журналы "Мадемуазель", "Очарование" и тому подобные. В разделе "Как привлечь к себе внимание" журнала "Семнадцать" ей удалось найти совершенно изумительное описание одежды, которую могла бы носить богатая классная девчонка из тех, кого одобрили бы родители Брэда.
Она надела купленное в универмаге "Гудвилл" коротенькое платьице в цветочек с высоким воротником от Лауры Эшли; только после покупки она поняла, что платье не слишком шло ей. В своих желтовато-зеленых эспадрильях [Эспадрильи - сандалии на веревочной подошве] и подобранных им в тон сумке "Папагалло бермуда" и ленте на голове она внезапно почувствовала себя смешной, маленькой девочкой, нарядившейся для Хэллоуина. Когда она увидела Брэда, облаченного в продранные джинсы и полосатую футболку, то поняла, что слишком уж разоделась. Вероятно, можно было понять, что она чересчур старалась хорошо выглядеть.
Ей казалось, что все, собравшиеся в кинотеатре, следили за тем, как туда вошла она - расфуфыренная школьница-притворяшка на пару с этим золотым мальчиком.
После кинофильма он захотел отправиться в паб "Корабельный", чтобы выпить там пива и поесть пиццы. Анна изо всех сил пыталась играть загадочную и неприступную даму, но она уже полностью попала под всепобеждающее обаяние этого юного Адониса и никак не могла до конца поверить, что именно он пригласил ее на свидание.
Но, выпив три-четыре кружки пива, он стал грубым. Он притиснул ее к стенке кабинки, в которой они сидели, и принялся лапать. Она сказала, что у нее болит голова - ничего иного она не в состоянии была выдумать в этот момент, - и попросила, чтобы он отвез ее домой. Они уселись в его "Порше", он погнал как безумный по дороге, а потом "по ошибке" свернул в парк.
Он был уже почти взрослым мужчиной весом в двести фунтов, невероятно сильным, выпившим как раз в ту меру, чтобы утратить контроль над собой, но не ослабнуть физически. Он насильно раздел ее, зажал ей ладонью рот так, что она не могла даже вскрикнуть, и лишь непрерывно приговаривал: "Ну вот тебе то, чего ты хотела, мексиканская б...дь".
Таким был у нее первый опыт встречи с мужчиной.
Целый год после этого она почти каждый день ходила в церковь. Ее терзало чувство греха. Она была уверена, что если бы мать когда-нибудь узнала, что с ней случилось, то умерла бы от горя.
