Аграфена Гавриловна окончательно разчувствовалась отъ словъ своего мужа и даже прослезилась. Видя все это, маленькій сынишка Оглоткова фыркнулъ и уткнулся носомъ въ рукавъ своей рубахи.
— Вонъ, пострѣленокъ! Ты чего смѣешься? ни съ того ни съ сего крикнулъ на него Логинъ Савельичъ, по тотчасъ-же спохватился и въ прежнемъ тонѣ продолжалъ: Ты тамъ какъ хочешь думай, а я долженъ замолить свой тяжкій грѣхъ, и потому поѣду въ Новгородъ. Мнѣ ужь и такъ въ нощи видѣніе было…
— Да поѣзжай, голубчикъ, Логинъ Савельичъ! Поѣзжай! Кто-же тебя удерживаетъ? всхлипывала жена.
— Явился старецъ сѣдинами убѣленный и изрекъ: Логинъ, возьми одръ твой…
— Не разсказывай, голубчикъ, не терзай моего сердца… упрашивала его жена, но мужъ продолжалъ:
— На утро я и свѣчи ставилъ и молебенъ служилъ, но тяжкій грѣхъ все-таки гнететъ.
— Съ Богомъ, голубчикъ, съ Богомъ! Варенька вотъ пелену вышивать кончила, такъ и ее свези. Пусть въ обители хранится… Хорошая гарусная пелена… бормотала Аграфена Гавриловна и набожно крестилась.
Черезъ десять минутъ семейство успокоилось и мирно пило чай. Аграфена Гавриловна лизала съ ложечки медъ и припоминала знакомыхъ, кого помянуть за здравіе, кого за упокой.
— Я полагаю, все это можно оставить и втунѣ… говорилъ Логинъ Савельичъ, — потому гдѣ мнѣ обо всѣхъ упомнить? Мнѣ впору только о своемъ грѣхѣ думать… потому тамъ вѣдь не такъ, какъ здѣсь. Тамъ утреннее бдѣніе, часы, литургія, вечернее бдѣніе, всенощное, да еще правила разныя… Ну-ко, учти!…
— Все-таки Федора-то Леонтьича съ семействомъ слѣдовало-бы помянуть… Отецъ вѣдь крестный Ваничкинъ…
— Ну его къ Богу! Шестой мѣсяцъ семьдесятъ рублей долженъ и не отдаетъ, а на три дня бралъ.
— А сестру Софью Савельевну?
— Эту-бы и можно, да женщина-то она неосновательная! Недѣлю съ ней въ мирѣ, а недѣлю въ ссорѣ, - такъ что за радость?…
Спустя четверть часа, семейство Оглотковыхъ перебралось изъ столовой въ спальную. На столѣ лежала пелена и бисерный колпачекъ подъ паникадило. Аграфена Гавриловна сбирала мужа въ дорогу и доставала изъ комода бѣлье.
— Къ причастному-то дню я положу тебѣ сорочку съ вышитой грудью… говорила она.
— Зачѣмъ? ничего лишняго не надо! крикнулъ Логинъ Савельичъ. Коли человѣкъ кается, такъ долженъ быть въ смиреніи, а не о нарядѣ думать. Положи пару бѣлья, полотенце, платки, а новый сюртукъ я на себя надѣну.
— Пирожковъ съ грибками не испечь-ли, пока кухарка-то спать не легла?
— Говорятъ тебѣ, что не токма, что масла, а и горячей пищи вкушать не буду!
