Оно открылось тихо, беззвучно, само собою; темнота скрывала ту невидимую руку, которая его отворила. И в ту же минуту из окна послышались знакомые, тихие аккорды, и чудный голос вырвался на волю, вдыхая жизнь в спящие сады.
Не гимн путеводной звезде, но упоительную песнь любви, страстный призыв к наслаждению услыхали влюблённые сады. Нежно журчали фонтаны; мраморные нимфы улыбались среди миллионов роз, открывавшихся на встречу весенней ночи…
— Morir d'amor!.. [2] — неслось из окна.
Он не выдержал. Он распахнул стеклянные двери и очутился в высоких сенях. По стенам висело гигантское оружие; широкая лестница, уходившая наверх, белела в полумраке; пение доносилось сверху. Он устремился наверх.
Он шёл, точно его несли крылья. Он видел точно во сне ряд пустынных залов, по которым он проходил. Лунный свет, врываясь в огромные окна, ложился белыми полосами на мозаичном полу; шаги глухо звучали. Белели статуи, отделяясь от стен; вазы из порфира и ляпис-лазури сторожили двери. Чернел балдахин над старинным ложем; тускло мерцали гигантские зеркала. Убранство залов неясно выделялось из темноты; страшно становилось в этом полумраке.
Вдруг, в глубине, блеснула полоска света. Музыка, которая всё время звучала в отдалении, стихла. Но зато загорелся свет, к которому его влекло как бабочку к огню.
Он миновал ещё два пустых тёмных зала и очутился перед высокой полуоткрытой дверью, из-за которой струилась слабая полоса света.
Сердце его страшно забилось. Он слегка толкнул дверь и остановился на пороге.
Перед ним был небольшой круглый зал, увенчанный куполом. Стены его скрывали опущенные драпировки; статуи, бюсты, старинное оружие, дорогая мебель, огромные вазы, наполненные цветами, загромождали его совершенно в странном, живописном беспорядке. На мраморном полу, среди цветов и помпейских ваз, лежала только что оставленная гитара, палитра и разбросанные кисти. Неподалёку стоял мольберт.
Но он едва заметил это необыкновенное убранство. Ему прямо бросилась в глаза странная фигура в пёстром восточном костюме, стоявшая у самого входа. Высоко поднявши над головой обнажённые чёрные руки, украшенные сверкающими браслетами, она держала роскошный букет, из которого точно вырастали прозрачные восковые свечи. Это был венецианский канделябр, освещавший комнату, — хрустальный принц из «Тысячи и одной ночи». Его медно-красное лицо увенчивала зелёная чалма, и резко выделялись на нём белки чёрных глаз. Их неподвижный стеклянный взгляд прямо встретил неожиданного гостя. Но не один этот стеклянный взгляд.
