Джилли О’Салливан, переехав в Ноттинг-Хилл, пять лет снимала квартиру на Бассет-роуд, а в 1966-м переселилась поближе к Элгин-креснт. Кровать, на которой она умерла, находилась всего в нескольких минутах ходьбы от застроек Ноттинг-Хилла шестидесятых годов. В первый раз я позвонил Джилли на Бассет-роуд, когда полиции сообщили, что там скрывается один из ее братьев. Членов клана О’Салливан я и мои коллеги знали как свои пять пальцев. Вся семейка промышляла кражами и сутенерством. Джилли с братом выросли в Гриноке и в столицу приехали уже подростками. В начале 60-х Джилли процветала, неплохо зарабатывая в одном из дорогих клубов Сохо, и в те времена у нее даже сутенер был с приличным произношением и средним образованием. Брата ее в конце концов поймали, когда он вместе с парочкой кузенов обносил ювелирный магазин, и тогда-то я и узнал, что на самом деле он прятался со своим дядей-бандитом в Виктории. После отсидки в муниципальной тюрьме за грабеж его перевели в военную – за самовольную отлучку из армии. Когда же, в середине 60-х, он освободился окончательно, Джилли уже стала в своей семье отщепенкой. Не из-за проституции – родня и знакомые отвернулись от нее потому, что Джилли связалась с битниками и хиппи и подсела на наркотики.
Будь она поумней, так выскочила бы замуж за какого-нибудь из своих богатеньких джонов и сделалась порядочной женщиной. Кое у кого из работавших с ней девушек хватило на это здравого смысла. О’Салливан была красоткой – в прежние времена, конечно; сейчас, глядя на ее труп, любой решил бы, что ей уже стукнуло все сорок. Глаза у нее до самой смерти так и остались голубыми, как пятифунтовая банкнота. Эта наивная голубизна, пока Джилли была юна, заставляла мужчин верить в ее невинность и простодушие. Глаза – что два озера, достаточно глубоких, чтобы в них утонуть, и, разумеется, она делала все, чтобы подчеркнуть этот эффект старательно подобранным макияжем. Потом, из-за нелегкой жизни, красоту свою она потеряла, и, поскольку ее историю я знал, мне не нужно было выпытывать подробности у женщины, которая нашла тело.
Я даже не стал спрашивать у Марианны Мэй, как она попала в квартиру Джилли; Гаррет уже поведал мне, что, найдя О’Салливан в кровати мертвой и торопясь смыться, он оставил дверь открытой. Гаррет, распространитель наркотиков и сутенер, счел за лучшее исчезнуть, не сообщив властям о смерти подружки. Прекрасно знал, что если даже его и не обвинят в ее смерти, так притянут еще за что-нибудь, окажись он поблизости. Я же, получив приказ расследовать обстоятельства смерти в цокольной квартире на Кембридж-Гарденс, 104, отправился сначала в Обсерваторию-Гарденс, где и прихватил его на пару со Скотчем Алексом. Гаррет жил с Джилли, а поскольку меня информировали только об одной смерти, я понял, что либо оба они, либо кто-то один всяко будет «в бегах» в Обсерватории-Гарденс. Кто именно умер, я не знал, покуда не добрался до норы Скотча Алекса, и предполагал, что это мог быть какой-то из их дружков-героинщиков.
