В больнице, однако, к нему приходит осознание, что мир, который он взялся творить и защищать, действительно, плосковат. А его душа способна вобрать и хочет вобрать большую глубину. Бездомный просто переоценивает ценности. А Виктор Хориняк играет глупого теленка, который испугался за своё мясо, что, вот, и ему тоже голову отрежут. Прячется за людей и бежит - скорее от Воланда, чем вдогонку за ним, сбрасывая на ходу одежду, чтобы легче было бежать.
"Маргарита (Наташа Швец) элегантно балансирует по уходящим вдаль рельсам, восседает, обнажённая, на балу и периодически страстно бросается в объятия Мастера".
Маргарита хороша. Ничто в её игре не раздражает, всё живо, всё естественно, и если не попадает в типаж, то органично само по себе. Вообще, первая удачная линия спектакля - отношения Мастера и Маргариты в период подвала. Они показаны как красивый праздник плоти. А когда любовники после бала у Сатаны возвращаются в свой подвал - возникает ощущение, что от их любви почти ничего не осталось. В частности, делается намек на то, что Мастер после перенесенных страданий стал импотентом. И именно поэтому, по логике спектакля, их дальнейшее пребывание в подвале теряет всякий смысл, а смерть - становится единственным выходом. Несмотря на то, что Маргарита уверяет Мастера в своей любви и верности, возникает ощущение полной пустоты между ними и вокруг них. В романе же Мастер и Маргарита смеялись, были полны друг другом, радостны и готовы начать новую жизнь.
Очень печалят такая приземленная трактовка романа и такие акценты. Поэтому, когда в конце раздается истерическое восклицание теленка Бездомного: "Кто сказал, что не бывает на свете верной, вечной любви?" - от него почему-то делается неловко. Верной любовь показали, вечной - нет. Спектакль планомерно огрубил и "понизил" роман, персонажей и отношения между ними - всех персонажей, за исключением Понтия Пилата.
"Николай Чиндяйкин очень точно показывает душевные страдания Понтия Пилата, не хватает только знаменитого "белого плаща с кровавым подбоем".
Сцены между Пилатом и Иешуа - получились живыми и сильными, достойными литературного прототипа. Перед тобой происходит что-то страшное и живое. Происходит, как всегда, в будничной обстановке, так что и не замечаешь, что самое важное в жизни - свершилось. У скучающего чиновника болит голова; в словах приговоренного философа проскальзывает что-то необыкновенное и живительное; чиновник ошеломлен, тоска и скука его развеяны, он делает попытку спасти дурака-философа. Но страшная правда жизни состоит в том, что подвиг чаще всего нельзя совершить просто так, на пустом месте. Для подвига нужны внутренняя привычка, база и тренировка. Привычка пустой, жесткой и эгоистичной жизни Пилата перевешивает желание спасти философа. Он отправляет его на казнь - и просыпается с ощущением свершившейся катастрофы. Это сцены, которые захватывают полностью, переворачивают тебя и оставляют что-то в душе. В романе они так не цепляли, как в этом спектакле.
