В новом раскладе Черняков остается верен самому себе не только в принципах своей кинематографически точной режиссуры. Он развивает две темы, так или иначе возникающие во всех его работах. Игры с живым человеком, манипуляции сознанием людей, круто меняющие ход жизни, его волнуют столь же остро, как и в «Похождении повесы», «Двойном непостоянстве», «Макбете», «Воццеке» и «Дон Жуане». Второй рефрен его постановок — утраченный рай. Дом, который в итоге оказывается разрушенным. В данном случае маленькое уютное пространство, залитое розовым светом, с обоями в цветочек и огромным окном в сад, сквозь которое мы и наблюдаем за разворачивающейся драмой.
Главный успех премьере обеспечили молодые русскоговорящие певицы, две восходящие звезды с отличной выучкой и складывающейся карьерой. Ольга Перетятько со звонким, летящим сопрано и блестящей техникой и особенно Анита Рачвелишвили — открытие спектакля, обладательница глубокого меццо и сценического темперамента невероятной силы. Оркестру Даниэля Баренбойма, в целом аккуратному, не хватает русских крайностей и глубин, «достоевщины» на самом деле.
А Дмитрий Черняков в итоге поставил очередную оперу в очередном статусном оперном доме. В ближайшие полгода у него не менее значимые Милан, «Ла Скала», открытие сезона «Травиатой» (!) и «Метрополитен-опера», где будет осуществлен «Князь Игорь». Сегодня у российского режиссера номер один до конца десятилетия составленное расписание — и при этом ни одного отечественного театра в планах.
Конечно, его роман с западным зрителем развивается более чем успешно. На премьере в Берлине — ни одного «бу-бу» (звука, что так боятся постановщики), только нескончаемая овация и крики браво. Было бы странно, если бы этой благосклонной реакции он предпочел позорное кликушество, случившееся на последней премьере «Руслана и Людмилы» в Большом. Не из намерения угодить, а из желания быть понятым он ставит русскую оперу не в сарафанно-кокошечном стиле, что было бы для немцев чистейшей экзотикой, и только. Но как театр, полный остросовременных смыслов. За всем этим кроется еще и посыл с нотками, если угодно, миссионерства: многие из опер, которые предлагает Черняков, достойной сценической судьбы на Западе не имели. А это, как ни крути, — пропаганда русской оперной классики.
