Вход в Город были устроен по принципу трехступенчатого шлюза. Решетчатые двери отрезали кусок толпы, дробили его на несколько частей, на отдельных людей. На личности, которыми занималась стража.
Глеб вошел в арку ворот. Вместе с ним зашли еще несколько человек.
Впереди была маленькая калитка, возле которой стоял охранник в латах. Он махнул рукой и сказал:
— Подходите. Кто следующий?
Охранник о чем-то расспрашивал подходящих и открывал калитку, выпуская людей в Город. Впрочем, большинству он даже и вопросов не задавал, просто окидывал взглядом, оценивал и открывал проход.
Глеб шел последним.
— Двуживущий? — спросил стражник.
— Да.
— Имя?
— Глеб.
— Новичок?
— Да.
— В Городе в первый раз?
— Да.
Глеб уже хотел было шагнуть к калитке, но охранник задержал его, крепко взяв за локоть.
— Пройдемте со мной.
— Зачем?
— Вы в первый раз. Вам надо объяснить правила поведения в Городе. Это не займет много времени. Пройдемте. Таков порядок.
— Хорошо.
— Рыжий! — крикнул охранник. — Смени меня!
— Чего? — глухо донеслось откуда-то, и Глеб закрутил головой, пытаясь понять, кто это сказал.
Через несколько секунд в стене возникла трещина, взвизгнули петли, и из открывшегося проема появился еще один охранник. На нем были точно такие же доспехи с изображением взлетающего Пегаса на нагруднике.
— Чего тебе? — спросил воин, снимая шлем и приглаживая ладонью свою огненно-рыжую шевелюру.
— Смени меня.
— А что случилось?
— Новенький. Первый раз в Городе.
— Ну и что? Пусть идет.
— Не положено. Надо объяснить правила.
— А-а! — Рыжий пренебрежительно махнул рукой, разглядывая Глеба. — Шел бы себе.
— Давай-давай. Вставай.
— И народу сегодня много, — Рыжий зевнул.
— Северные ворота закрыли. Все к нам идут.
Люди, стоящие за решеткой у входа, загудели, недовольные задержкой.
Рыжий охранник скользнул по толпе равнодушным взглядом и сказал:
— Ладно, постою пока. Только не тяни там.
— Пять минут!
— Иди. — Рыжий махнул рукой и рявкнул: — Запускай следующих!
Лязгнули, натянувшись, цепи. Заскрипели, поднимаясь, массивные решетки.
5
Каморка, куда охранник привел Глеба, казалась абсолютно нежилой, хотя стояла здесь и незаправленная кровать с грудой мятого белья, и стол, заваленный объедками и пустыми глиняными бутылками, и стулья, и шкаф с мутным зеркалом. Здесь было мрачно, холодно и сыро. Все звуки — и шаги, и слова — неприятно резонировали в этой каменной коробке, заставляя неосознанно понижать голос.
Через зарешеченное узкое окно доносился с улицы неразборчивый гул толпы возле городских ворот.
