Несмотря на то, что Борменталь и Шариков спали в одной комнате — приемной, они не разговаривали друг с другом, так что Борменталь соскучился первый.
Дня через два в квартире появилась худенькая с подрисованными глазами барышня в кремовых чулочках и очень смутилась при виде великолепия квартиры. В вытертом пальтишке она шла следом за Шариковым и в передней столкнулась с профессором.
Тот, оторопелый, остановился, прищурился и спросил:
— Позвольте узнать?..
— Я с ней расписываюсь, это наша машинистка, жить со мной будет. Борменталя надо будет выселить из приемной, у него своя квартира есть,— крайне неприязненно и хмуро пояснил Шариков.
Филипп Филиппович поморгал глазами, подумал, глядя на побагровевшую барышню, и очень вежливо пригласил ее.
— Я вас попрошу на минутку ко мне в кабинет.
— И я с нею пойду,— быстро и подозрительно молвил Шариков.
И тут моментально вынырнул как из-под земли решительный Борменталь.
— Извините,— сказал он,— профессор побеседует с дамой, а уж мы с вами побудем здесь.
— Я не хочу,— злобно отозвался Шариков, пытаясь устремиться вслед за сгорающей от страха барышней и Филиппом Филипповичем.
— Нет, простите,— Борменталь взял Шарикова за кисть руки, и они пошли в смотровую.
Минут пять из кабинета ничего не слышалось, а потом вдруг глухо донеслись рыдания барышни.
Филипп Филиппович стоял у стола, а барышня плакала в грязный кружевной платочек.
— Он сказал, негодяй, что ранен в боях,— рыдала барышня.
— Лжет! — непреклонно отвечал Филипп Филиппович. Он покачал головою и продолжал: — Мне вас искренно жаль, но нельзя же так с первым встречным только из-за служебного положения… Детка, ведь это безобразие… Вот что…
Он открыл ящик письменного стола и вынул три бумажки по три червонца.
— Я отравлюсь,— плакала барышня,— в столовке солонина каждый день… он угрожает, говорит, что он красный командир… со мною, говорит, будешь жить в роскошной квартире… каждый день ананасы… психика у меня добрая, говорит, я только котов ненавижу… Он у меня кольцо на память взял…
— Ну, ну, ну, психика добрая, от Севильи до Гренады,— бормотал Филипп Филиппович,— нужно перетерпеть — вы еще так молоды…
— Неужели в этой самой подворотне?
— Берите деньги, пока дают, взаймы,— рявкнул Филипп Филиппович.
Затем торжественно распахнулись двери, и Борменталь по приглашению Филиппа Филипповича ввел Шарикова. Тот бегал глазами, и шерсть на голове у него возвышалась, как щетка.
— Подлец! — выговорила барышня, сверкая заплаканными размазанными глазами и полосатым напудренным носом.
