– Взрослые всегда так говорят о популярной музыке, которая нравится нам, – продолжала я. – Так всегда было. Это потому, что взрослые чувствуют в нас угрозу. Когда меняется музыка, это означает, что приходит новое поколение. Молодые.
Джон странно на меня посмотрел:
– А это вдруг откуда, Лобастая? Глубокие мысли... Почему Марсианином меня называют?
Нужно быть осторожнее.
Позже...
Когда я вернулась на Тоттерс Лэйн, дверь Будки была покрыта льдом.
Чтобы попасть вовнутрь и попить чаю, пришлось взять со свалки скребок и отколоть лёд.
Дедушка не заметил.
В данный момент его интересует холод.
– Папа Джона говорит, что это из-за русских, – сказала я ему.
– Это вряд ли, детка.
– Он говорит, что русские побеждают в войнах только тогда, когда на их стороне снег.
– Не воспринимай это слишком буквально.
Даже в Будке холодно. А это же не должно быть возможно.
– Снег, Сьюзен, ни на чьей стороне.
Суббота, 30 марта, 1963 г.
Сегодня в школу идти не нужно. А домашнее задание я сделала вчера вечером.
Дедушка занят.
Когда он думает о холоде, он сам становится холодным. Иногда он просто ворчливый и капризный, как и большинство взрослых во всей вселенной. Но сейчас он другой. Он словно превратился в органическую машину, которая делает то, для чего её спроектировали. Вычисляет, каталогизирует, но не общается, не сопереживает, не чувствует.
Даже если рассердиться, это ведь тоже чувство.
К примеру, стоишь у какого-нибудь дома, смотришь в его окно, и видишь, что там бьют ребёнка, но ты не ломишься вовнутрь, чтобы что-нибудь сделать. Находишь это интересным, но не видишь причин что-то менять, словно вся вселенная это просто картина на выставке; можно наслаждаться мастерством художника, но не должно быть даже и мысли о том, чтобы дорисовать что-то, исправить повреждение или улучшить то, что нарисовано плохо.
Там, откуда мы родом, все такие. Я боюсь, что если туман рассеется, и я окажусь такой же. Дедушка в глубине души не может быть таким, иначе мы бы тут не оказались. Нам не пришлось бы сбегать.
У меня болит голова, очень сильно. Нужно перестать думать об этом.
Позже...
Я вышла, замотанная в тёплую одежду, осторожно ступая по обледенелым тротуарам. Повсюду висели таблички, предупреждающие о гололёде. Британское правительство обожает говорить народу о том, что ему делать, чтобы ему было лучше. А британский народ обожает ворчать, игнорировать министров, и решать свои проблемы за чашкой чая.
Раз уж мы здесь, то, наверное, можно считать нас заслуженными британцами. Мы оба любим чай и, наверное, ворчим, и сами разберёмся, без правительства. А могло быть гораздо хуже. Мы могли быть заслуженными американцами. Наверное, мы бы тогда больше шумели, больше улыбались, и у нас было бы оружие.
