Когда вернулись с сеном, сметали его перед конюшней и пошли по домам, напоследок все говорили: скорее бы весна, что ли. Попробовать бы этой колхозной-то работы, как же оно все-таки должно получиться?
Дома Клашка удивилась: скоро как обернулись. На стол щи потащила с загнетки, а после того Степан обычно тулуп на пол стелил либо на печку лез отдохнуть — с морозу, со щей горячих морило очень. Нынче ко сну нисколько не тянуло. То ли не устал он вовсе, то ли еще чего бы руками делать хотелось.
Вспомнил: подойник так и брошен у него в мастерской. Пошел, печурку там растопил и только к подойнику приладил ушко — по ограде кто-то слышно — топ-топ — идет.
Кого бы это обратно могло принести?
Это Егорка был Гилев. Вошел, дверь за собой прикрыл, поглядел округ и тихо так сказал:
— Степа, а Степа, тебя Лександра Ударцев к себе вызывает нонче.
— Кто???
— Ударцев. Лександр. Непонятно, что ли, говорю?
— Вовсе непонятно!
На Егорке усов уже обратно нету, морда голая, и видно, боится он. Вздрагивает, вроде кто его по морде бить по голой замахивается.
— Где же он, Лександра твой, хоронится?
— Хоронится не знаю где, а ждать тебя будет в избушке в моей, на пашне… Сёдни же вечером.
— И не убёг — значит, где-то тут и вьется? А куда же он коня с кошевкой подевал?
— Об коне не сказывал, не знаю. А тебе велел с им свидеться.
— Где же он тебя-то настиг — в избушке прямо?
— Да в леску рядом… Я за подоньями запряг ехать, только сметал да тронулся — он тут как есть.
— А зачем я ему?
— Говорю же: не сказывал.
— Ну, а ежели я приду да башку ему прошибу насмерть — он опасается? Либо он там не один?
— Ну, ты ведь Ольгу-то взял к себе? С ребятишками? Вот он, видать, и осмелел насчет тебя… А один-то он — это верно.
— Откудова знаешь?
— После объехал круг леса — наследил-то он один. Пеший.
— Когда было-то дело?
— Сёдни и было. Мужики на ту сторону за сеном подались, а я на конюшню опоздал, прибег, коня выпросил вроде догнать вас, а сам по свои подонья подался. На твоем Рыжем и ездил.
— Ты скажи, а я на твоей на кобыленке…
— Вот так, вот так, Степа… Так и было все.
— Чудно… Что же ему от меня надобно? Лександре?
— Вот не знаю, Степа… Ты поди — сам обговори.
— Нужон мне Лександра твой. Только что на самом деле отмутузить его. Больше не для чего.
Егорка сказал:
— Ну, я пойду, однако! — Постоял, опять сказал: — Ну, я, однако, пойду…— А сам еще не уходил. Опять глянул на дверь, послушал, нет ли кого на ограде, после подошел к Степану вплотную и прошептал: — Ты с Лександрой-то так… Не очень на его замахивайся. А вдруг он правда что не один?
