Он смирился с одиночеством и продолжал искать выход, способ выжить. Но не находил.
На смену делегациям приходили послы. Сидя в разубранном королевском кабинете, Пипин вежливо выслушивал изящные, обтекаемые фразы послов, стремившихся использовать сложности Франции в интересах своих стран. Пипин кивал, а в душе его росло черное, безысходное отчаяние.
Пятнадцатого ноября партии, чьи представители были избраны в Конституционное собрание, подали королю петицию с требованием назначить собрание на пятое декабря. Король милостиво согласился.
Вечерами Пипин принялся делать записи в маленьких линованных блокнотах, где раньше документировал свои наблюдения за небом.
Мадам Мари тревожилась.
— Он такой беспокойный, — жаловалась она сестре Гиацинте, — такой замкнутый! Раньше этого не было. Вчера он спросил меня, нравится ли мне быть королевой!
— И что ты сказала? — спросила монахиня.
— Правду: что я об этом не думала. Нравится не нравится — приходится делать свою работу.
— Тогда вспомни прежние времена. Нравилось тебе не быть королевой?
— Было легче, — ответила королева. — Хотя ненамного. Чистота и порядок есть чистота и порядок, и муж есть муж — король он или астроном. Но мне кажется, месье Пипину сейчас очень скверно.
Хотя днем еще пригревало солнце, по утрам холод пробирал до костей. С каштанов осыпались листья, и на улицах шуршали дворницкие метлы.
Король вернулся к своей первой маске — к самому себе. В вельветовой куртке и сандалетах он разъезжал по стране на мотороллере. Пару раз упав, он обзавелся мотоциклетным шлемом.
Как-то раз он приехал в маленький городок Гамбе, знаменитый прекрасным, хотя и полуразрушенным замком де Невиллей. Пипин устроился перекусить рядом с заросшим парковым рвом и, жуя бутерброды, наблюдал за стариком, который шарил в тине длинным багром.
Наконец старик нащупал что-то тяжелое и твердое и вытащил на берег. Это оказался позеленевший бюст Пана, с гирляндами на шее, с торчащими надо лбом рожками. Когда старик попытался взгромоздить бюст на пьедестал возле рва, король подошел и стал ему помогать. Вдвоем они водрузили тяжелый бюст на пьедестал, отошли немного, чтобы издали полюбоваться результатом своих трудов, вытирая перепачканные скользкой тиной пальцы о штаны.
— Пускай он смотрит на восток, — сказал старик.
Вдвоем они повернули бюст. Пипин носовым платком протирал покрытое слоем тины лицо бога, пока не стали различимы чувственные, полные губы и похотливые, лукавые глазки.
