Вскоре Эффенди получил назначение в Хасавюртский район — учителем в кумыкский аул Аксай. Его лучший друг Абакар Гаджиев — он же Бекро, Бек — собирался в Ленинград, поступать во ВХУТЕМАС. В этот день они впервые в жизни сфотографировались — втроем, на одной из улочек Махачкалы. Капиев, Абакар Гаджиев и Мустафа Гаджиев (друзья, носившие к тому же одну фамилию). Они стоят — все трое в больших картузах; двое в футболках со шнуровкой на груди, Капиев — в темной рубашке, застегнутой доверху. Еще все впереди. Абакару Гаджиеву еще и в голову не может прийти, что не художником он будет, а замечательным, подлинно одаренным агрономом и научит своих земляков разводить фруктовые сады прямо на отвесных горных склонах, не затрачивая для этого ни клочка столь дорогой, еще дедами на своих плечах принесенной из долины «ровной» земли. Открыто, доверчиво смотрит в неясное еще будущее Мустафа, даргинец из Цудахара.
Взглянем же теперь и на того, кто стоит в центре. Эффенди девятнадцать лет. Но он не просто молод — он выглядит мальчиком рядом со своими ровесниками. Судьба не плещет над ним своим белоснежным крылом. Через несколько дней его ждет трудная и небогатая радостями жизнь в глухом ауле, куда он едет учителем.
Но когда внимательно всмотришься в глаза юноши, в упор взирающие на нас, замечаешь вдруг непреклонную решительность в этом почти детском взгляде. За ней — то редкостное единство цели, которое, когда оно овладеет жизнью человека, прорезает все случайности, превозмогает все отклонения, пробивая себе дорогу с неукоснительным упорством.
Мы позволим себе сказать — чело его помечено некой печатью. Он, несомненно, принадлежит к тем редким натурам, которые достигают своей цели в ста случаях из ста — и только смерть есть то единственное препятствие, которое в силах остановить нетерпеливый их бег.
Не обязательно речь идет о тех, кого называют избранниками богов, — они могут оказаться и избранниками дьявола, и каких-нибудь более мелких демонов. Этих счастливчиков — назовем их пока условно так — легко распознать в любой толпе людей, большинство из которых легко отклоняется от своих путей случайными течениями — неожиданными или ожидаемыми помехами, вырастающими тут же, под их оробевшим взглядом, в неодолимые препятствия.
И людей смутно оскорбляет то безразличие к мелким и повседневным препятствиям, которое ясно написано прямо на лбу этих немногих и легко читается каждым. (Хорошо еще, если счастливчики выучиваются со временем скрывать это свойство или хотя бы смягчать его дразнящее действие!) Труднее всего, оказывается, простить то свободное и уверенное обращение
