Она хранила молчание, и мне вновь пришлось спросить ее:
— Как его звали и что привело его к смерти? Какое преступление он совершил?
— Его звали Натаниэль Олфингер. Он убил человека из-за женщины, — произнесла девушка.
Причем, сказала она это с такой обыденной интонацией в голосе, что можно было подумать, будто и убийство, и повешение настолько обычны в ее жизни, что и не стоит обращать на них внимания. Это поразило меня, и я вопросительно поглядел на нее, но взгляд ее оставался все так же мягок и безучастен.
— А знала ли ты этого Натаниэля Олфингера, дитя мое? — спросил я.
— Нет, — ответила она.
— Но теперь ты пришла сюда, чтобы уберечь его грешное тело от стервятников?
— Да.
— Но почему же ты делаешь это?
— Но я всегда занимаюсь этим…
— Что?
— Всегда, когда здесь повешенный, прихожу и отгоняю птиц — пусть себе ищут другую добычу. Ой! Смотрите… еще один стервятник!
Она закричала, и голос ее был пронзительным и диким, а затем подняла руки над головой, замахала ими и побежала по лугу. Мне показалось, что она сумасшедшая. Птица улетела, и девушка вернулась ко мне. Свои загорелые руки она прижимала к груди и казалась такой умиротворенной, но дыхание ее было прерывисто, словно она очень устала.
Мягко, насколько это было в моих силах, я спросил ее:
— Как зовут тебя, дитя мое?
— Бенедикта.
— Кто твои родители?
— Моя мать умерла.
— А отец… — спросил я. — У тебя есть отец? Где он?
Ответом мне было ее молчание. Я попытался разговорить ее, чтобы она сказала, где ее жилище (я хотел отвести бедное дитя домой и попенять ее отцу, чтобы он лучше смотрел за своей несчастной дочерью и не разрешал бродить ей на этом страшном месте).
— Так где же ты живешь, Бенедикта? Прошу тебя — скажи мне!
— Здесь…
— Как?! Здесь?! Ах, дитя мое, здесь же только одна виселица!
Девушка рукой указала на сосны. Проследив направление ее жеста, среди деревьев я увидел убогую хижину, которая своим видом более походила на обиталище зверя, нежели человека. Итак, я узнал больше, чем она могла или хотела сказать мне — чья же она дочь.
Когда я вернулся к своим товарищам, они спросили меня, кто эта девушка, и я ответил:
— Дочь палача.
