В Новом Орлеане он сформировался как художник, начал писать рассказы, опубликовал первую повесть — о трагедии острова, смытого штормовыми волнами вместе с обитателями в море. Подружился со многими местными литераторами. Здесь открылась еще одна грань его дарования — переводческая. Он хорошо знал французский и любил французскую литературу. Первая общенациональная известность пришла к Хирну — переводчику произведений Готье, Флобера, Ж. де Нерваля, Золя и, главное, — Ги де Мопассана, в рассказы которого был влюблен. Он первым познакомил американцев с миром великого француза. Здесь, в краю креолов и французской речи, обращение к романской словесности было естественно и вполне объяснимо.
Хирн всегда много читал — и в детстве, и в зрелые годы. Французская литература для него значила многое, но все-таки образцом художника стал для него Эдгар Алан По. Увлечение жанром «страшного рассказа» состоялось во многом благодаря творческому опыту предшественника. Рассказы «о привидениях» тогда в Америке писали многие. Но у Хирна была своя цель — не развлечь читателя, «пощекотав» ему нервы, а заставить ощутить, что жизнь не сводится исключительно к погоне за деньгами, но полна таинственного, загадочного и прекрасного. Хотя его рассказы заметил и стал публиковать один из ведущих американских журналов того времени, Хирн отчетливо понимал, что в Америке они не нужны. Этим обстоятельством объясняется и предпринятая им в это время попытка самоубийства.
Приглашение поработать в Японии в качестве университетского преподавателя английского языка и литературы оказалось выходом из глубокого кризиса, в котором пребывал писатель.
В Японию Хирн переехал весной 1890 года и до конца дней, безвыездно, — лишь, время от времени меняя японские адреса, жил в Стране Восходящего Солнца. Хирн был космополитом, любой дом был для него равно чужим — так повелось с младенчества. Может быть, поэтому переезд из «неформальной» Америки в предельно ритуализированную Японию дался ему так легко. Здесь он преподавал в различных университетах и преуспел в этом. Вершиной его карьеры стал пост профессора английской литературы в Токийском императорском университете.
Похоже, он с самого начала знал, что приехал в Японию не в гости, а навсегда. Будучи преподавателем, он одновременно и сам был студентом, изучая язык, впитывая обычаи и культуру, дух Японии. Он вжился в эту действительность. Принял японское подданство, женился, взял японское имя — теперь его стали звать Якумо Коидзуми. Здесь началась подлинная литературная жизнь Хирна. Он писал не для денег, а для удовольствия. Впитав японский мистицизм, избрал для себя традиционный японский жанр — волшебную сказку о привидениях и злых духах. Такие истории сочиняли в Средние века, сочиняли их и современники Коидзуми. Он писал по-английски, и его аудитория была совсем невелика — читатели единственной в Японии англоязычной газеты, большей частью такие же экспатрианты, не вписавшиеся в западную жизнь, как и он сам.
