Инферняня | страница 7
Я подошла, вытащила его из кроватки и понесла в гостиную. Усадила там на диван, потом принесла из холодильника бутылку с томатным соком и мною же самой криво приклеенной бумажкой с надписью "Кровь первого сорта" и вручила облизывающемуся младенцу. Он стал жадно пить, а я вышла в прихожую.
Ну-с, будем знакомиться. Новичок хитро смотрел на меня. Я откинула расшитое покрывало и взяла малыша на руки.
- Я - Алисия, твоя няня... Так, где же инструкция, которую оставил твой папа, - я извлекла завалившуюся за матрасик свернутую рулоном бумагу.
Пошла в гостиную, устроилась в кресле, посадив малыша себе на колени, и развернула рулон. Там было всего три строчки:
"Кормить только из его бутылочки, когда проголодается - обычно каждые три-четыре часа. (Глиняная бутыль размером с настольную лампу лежала в корзине под коляской. Ну, это же на сутки. И может, боги много едят?) Гулять раз в день, и только с коляской, не выходить на воздух в темное время суток. (Гулять раз в день! Звучит так, будто он мне его на неделю оставляет. Бедный. Так заканителился с малышом, что не смог написать просто: погулять). Не давать журналы и не включать телевизор. (Сутки без телевизора я могу вытерпеть, так уж и быть. И журналы нельзя? Какие, он думает, журналы у меня водятся и какие каналы я смотрю, что запрещает их смотреть ребенку? У меня даже кабельного нет!)".
- Ы-ы-ы, - раздался обиженный рев Мосика.
Что случилось?!
Бутылка из его ручек исчезла и была в ручках малыша-полубога. Я мигом забрала ее. Вот оно, исполнение желаний! Ничего себе! А если он звезду с неба пожелает, или... чтобы его нос превратился в помидор - и как его возвращать в таком виде? Нет, это невозможно. У малышей мало фантазии и еще меньше желаний: им бы только поспать, поесть и поиграть с какой-нибудь бренчащей дребеденью.
Я вернула сок Мосику, он хлюпнул носом и снова впился в соску бутылки. А полубогу сказала:
- Нельзя отбирать у других детей бутылки.
Полубожок улыбнулся. Да он же наверное, просто проголодался. Бедный ребенок, это у него такой способ просить еду. Говорить он не может, а плакать, наверное, богам не положено. Вот и приходится воровать!
Я посадила Петера на кресло и побежала в прихожую. Как же я ему дам эту бутыль, он ее и в руках не удержит! Да и я, наверное, не подниму! Я вцепилась в толстые глиняные ручки, обнаружившиеся по бокам бутыли, поднапрягшись, дернула ее вверх... и улетела в угол к двери вместе с бутылью в руках, которая ничегошеньки не весила!