Тёмка был удивительным рассказчиком. В его языке совершенно отсутствовали слова-паразиты, повторы, запинки, долгие, необоснованные паузы. И если про чайные клипера он рассказывал с азартом, выплескивая эмоции на волю, то здесь, в тон довлеющему трагизму, голос его звучал более ровно и более красочно живописал ужасы одиночного плавания. Танюха сидела, закрыв глаза, и внимала словам рассказчика, проникающим в самые глубины души и мозга. Она видела, она все видела. Рваную, вечно мокрую штормовку, усталое лицо бесстрашного аргентинца, дрожь крохотного суденышка и ледяной пронизывающий ветер, и ливень, стегающий не день, не два, а целый месяц.
Тихий дождь стучал по крыше джипа и придавал налет реальности ее фантазиям. Тёмка замолчал. Он больше не говорил. Ждал реакции. Было совсем тихо. Только робкое шуршание капель. Тихо, тепло, уютно. А каково приходилось отважному аргентинцу?! Это не сможет описать самая буйная фантазия. Наконец-то Танюха открыла глаза, посмотрела на серое море, теряющееся в зыбкой занавеси дождя, потом на рассказчика и задумчиво заключила:
— Да-а-а, многого мы еще не знаем. Я обязательно должна это прочитать. А теперь мы едем в книжный магазин, покупать интересные книги. Я чувствую, что ты меня заразил.
Со времен открытия в магазине еще не было таких покупателей. Они собрали чуть ли не все книги по морской тематике и три роскошных альбома по живописи. Тёмка сначала отбрыкивался, увидев пятизначную цену, но Танюха и слушать не хотела. Когда они за три ходки подтащили все это к кассе, у продавщицы глаза стали шире очков. Да и сам Тёмка был в легком шоке от нахлынувшего счастья. Ничуть не жалея, Танюха отсчитала тридцать тысячных бумажек, и они занялись переносом покупок на заднее сиденье джипа. Тёмка уже не возражал, а только блаженно жмурился. Но потом все-таки, то ли с упреком, то ли с сожалением, вздохнул:
— Василичу за эти книги полгода работать надо. Если, конечно, есть не будет.
— Деньги для того и существуют, чтобы их тратить, — возразила Танюха. — А твоему Василичу мы обязательно найдем хорошую работу. Только прежде мне надо с ним встретиться и поговорить.
Вернувшись домой, они свалили все книги на диван и уселись их разглядывать. Новые, хрустящие, в глянцевых обложках, пахнущие типографской краской. Просто в руки взять приятно.
— Давай начнем с «Шедевров русской живописи», — предложила Танюха, взвешивая на руке внушительный том.
— Давай, — согласился Тёмка.
