На развалившейся основе ничто не удержится.
5
Месяца два Гриша маялся, места себе не находил, ни есть, ни пить нормально не мог. Пытался на дне стакана успокоение найти, да вовремя сдал назад. Боль всё равно не утихала. Наоборот. Было ещё хуже. После короткого забытья чувствовал себя самым несчастным, проклятым, никому не нужным, брошенным человеком.
Искал разные причины — уговорить себя: может, это просто знакомый, с которым вместе ходили в театр, — ну и что? сходили, да и ладно. Но вспомнит Дашину руку на его шее — нет, это не причина, этим её не оправдать. Начнёт по-другому обелять жену. Может, по какой-то надобности нужно было к тому, а он схватил да давай целовать — или мало таких охальников?! Но встанет перед глазами их поцелуй на пороге (это не насильно: даже не пыталась освободиться от его объятий, даже не дёрнулась) да то, как вместе, в обнимку зашли в его квартиру — опять неизъяснимое чувство обуяет Гришу.
Это за что же с ним так — и Даша, и дочь?! Нечего сомневаться, именно Таня и познакомила их. Может, вдовец или разведённый. Впрочем, Грише всё равно. Ему одно не всё равно. За что его втоптали в грязь мать с дочерью? Чем провинился перед ними? Даже покупать себе редко что покупал. Всё им, всё дочерям. Одеть, обуть, да не хуже других, чтобы подругам не завидовали, на родителей не жаловались. Что плохого сделал Даше? Ну, иногда позволял себе, что было, то было. Да ведь как в деревне без этого? Куда ни повернись — самогон. Или ты к кому на помощь идёшь, или сам кого-то кликнешь. Дрова привезти, сено сложить, на мельницу съездить… Да разве мало дел, которые в одиночку ну никак! А помощники у него — две дочки малые да жена больная. Что он — заставит их за брёвна браться? За мешки хвататься?.. А за помощь да добро в деревне всегда угощением платят. Не заводись, когда он подвыпивший, — вот и все дела. Пьяный до утра проспится, вот дурак — тот никогда.
Разве виноват он, что Даша заболела? По-своему всегда жалел её, никогда не упрекал этим, если только по пьяни какое словечко сорвется. Так ведь это «под мухой». Понять надо. А сколько раз оставался один, когда она опять попадала в больницу? И что? Дети ни в холодном доме, ни голодными не были. Налаженный быт шёл своим чередом. И домашних дел не забывал. Скотина всегда обихожена. Посуда вымыта. Надо было — и стирал сам. Сначала стеснялся, стирал украдкой. А выстиранное развешивал в сенях, чтобы люди не увидели. Потом привык. Эка невидаль какая — постирушку затеять! Ну и что, если мужик? Выходит, такова уж судьба. Но никому не жаловался на жизнь. Только сам знал, как достаётся.
