— Я Олю ждал.
— А я не знал, на воре шапка горит. Ну, сказал Наде, что хочу посмотреть, как она живет. А покуда кофе приготовит, место для «Надежды» в саду выберу. Столетний дуб. Залезть легко, дупло я из мастерской видел.
— Небезопасное место.
— Временное. Кто же знал, что через сутки мне голову проломят! Наступила пятница, до самой последней минуты я не был уверен, что рискну отдать Семе Авадону с трупом.
— У вас были веские причины колебаться.
— Еще какие — но бессознательно! Смертное ощущение гибели. Тем не менее я закутал статую в мешки, приготовил ящик.
— По логике вещей, до кладбища Колпаков нового Авадону не видел.
— Да уж, разумеется! Все бы обернулось по-другому. Я, конечно, собирался ехать с ним, да ногу растянул и отложил разрушение двойника до вечера. Ну, подарил Наде «Страсть», то есть «Надежду».
— Когда вы ее на самом деле закончили?
— В конце апреля, но парфюмерной фирмы «Чары» не оказалось наличных. Чтоб освободить станок, я отнес «Страсть» в кладовку. Фрагмент из нее — изгиб руки девы — и запечатлелся на фотографии трех поросят. Когда мы несли скульптуру, раздался первый телефонный звонок — это позвонил Иван и, услышав далекий девичий голос (10 июня — последний срок ее приезда в кемпинг), устремился к месту преступления. Туда же понесло пьяненького Семена.
— Перескажите ваш с ним разговор.
— «Это ты?» — «Да, Макс». — «Спасибо, дорогой, за Ангела. Со своей ренессанской усмешечкой ты посмел изменить лицо, да?» — «Я не изменял!» — «Из-за нее, между прочим, Неля погибла — и ведьмочка на могиле… Разнесу к чертовой матери и тебя прибью!» — «Я не изменял! Приезжай, поговорим». — «Ты — некрофил, посмел осквернить могилу!..» — «Статуя торжествует!» Я понял, что все кончено, и после смерти никуда от нее не деться. Интересно, что Наде я сказал правду: возникли проблемы с заказом. Ну, установил под дубом скульптуру и пошел якобы поработать над эскизом, новый замысел. Бросился в мастерскую: Авадона с лицом Нелиной посмертной маски — как договаривались, я сразу сверил. А напротив зеркала торжествует обнаженная Цирцея. Я зажег свечи, меня буквально преследовал запах разложения… метафизический, так сказать. Поставил «Гибель богов» на полную громкость. И разбил проклятое зеркало… потом Ангела и Цирцею. А затем и остальное: две статуи, два бюста и посмертные маски заодно. Вошел в раж. Нелина под руку не попалась, наверное, под станок упала, где ее Сема обнаружил.
— Так оно и было. С какой целью вы уничтожили свои работы?
