— Я тебя достал?
Майкл покачал головой.
— Нет. Просто дотронулся до одной струны, и она зазвучала. Мне захотелось ее послушать.
Денис кивнул. Ему было это знакомо. Майкл закрыл глаза. Денис достал из пачки сигарету и закурил. Молчание продолжалось несколько минут. Затем Майкл заговорил:
— Я часто остаюсь в студии после репетиции. Один. Сажусь на стул, беру гитару и начинаю играть. Иногда записываю. Потом слушаю и стираю.
— Никак не можешь найти?
Майкл кивнул. Потом вдруг спросил:
— Ты знаешь, кто был такой Огинский?
— Тот, который «Полонез» сочинил? Ну-у, знаю…
— Вот-вот — «Полонез». Никто бы никогда и не вспомнил этого Огинского, если бы не «Полонез».
— Он сочинил его накануне ссылки, — заметил Денис.
— Ты бы и этого никогда не узнал! Я хочу сказать: человек смертен. Но некоторым удается оставить нечто, живущее после себя. Понимаешь?
— Думаю, что понимаю, — кивнул Денис. — Получается так, будто художник остается в своем произведении.
— Вот-вот! — обрадовался Майкл. — Но ты знаешь — мне иногда страшно: ведь если я найду то, что хочу найти, моя дальнейшая жизнь может стать пустой!
— Не понял. Почему?
— Потому что главное в жизни будет сделано. Как в природе. Посмотри: самец комара оплодотворяет самку и умирает. Самка, отложив яйца, тоже умирает. А художник, создав свой шедевр, вынужден будет медленно стареть, ни на что больше не пригодный.
Денис вдруг захохотал.
— Ты что? — растерялся Майкл.
— Представил: как, наверно, смешно мы выглядим со стороны. Два пьяных неудачника в прокуренной кухне рассуждают о высоких материях. Вернее — думают, будто рассуждают, а на самом деле несут несусветную чушь.
— По-твоему, это чушь?
— Да нет, просто образ…
— Ну уж, Дэн, если это образ, то мне с «Плейшнером» до тебя далеко…
Майкл встал и прошелся по кухне.
— Пойдем спать. Я чувствую, что чем дальше, тем больше будет яду.
— Тогда, может, по последней?
— Хорошо, наливай.
* * *
Всю следующую неделю Маша готовилась к сессии и почти не вспоминала о ребятах. А если иногда мысли о них приходили ей в голову, то совсем не так, как прежде. Всё, что было с ней, теперь казалось страшно далеким и нереальным. «Наверно, я взрослею», — думалось ей. Она всё чаще вспоминала слова, которые любил повторять ей отец:
— Когда ты станешь взрослой — тогда всё поймешь сама.
Она еще не поняла. Но, кажется, начала понимать. Раньше она ненавидела отца в эти минуты. Теперь она чувствовала, насколько он близок ей.
В субботу вечером раздался звонок в дверь. Через некоторое время в ее комнату постучали.
