Освобождение Мастера | страница 2



Торопясь, оба расшвыривали камни, рылись в песке. Высокому явно было не по себе, он то и дело оглядывался.

— Говорят, этот твой троюродный дед повелевает тиграми и змеями.

— Вот она, — перебил его спутник, — какая тяжеленная! И камни! Да они огромные! На, прячь ее за пазуху и в путь!

Двое двинулись прочь, все стихло. Ночь истекла, и первые солнечные лучи посеребрили песок, и, с каждой минутой входя в силу, солнце разлило зной над пустыней.

Вернувшись к своему жилищу, старик обнаружил разор и исчезновение Библии. Опустившись на колени, он возблагодарил Господа о совершившемся — ибо тот, кто украл книгу, прочтет ее и непременно обратится, но в слабости своей человеческой отшельник пожалел о той бесценной странице, которую он начал читать вчера и хотел бы читать сегодня.


Болото, камыши и заросшая травой и кустарником полоса берега — вот и весь мир Туманных слоев. Влажная духота застилала его, и тяжелый, насыщенный испарениями воздух дымился, окутывая окрестность. Пелена молчания покрывала царство земноводных. Пузыри на тягучей, густо-зеленой поверхности лопались беззвучно, беззвучно открывали рты лягушки и скользили в траве змеи, вернее — гуттаперчивые оболочки, наполненные влагой.

К плоскому камню, на котором так удобно лежать, свернувшись кольцом, скользнула гадюка. Ее пестрая головка поднялась, и молниеносный язычок обследовал гладкую поверхность. В этот самый момент, прорезав клубящийся туман, на камень неизвестно откуда упал луч света. Пробившееся желтое пятно сдвинулось, изменилось, превращаясь из одной субстанции в другую. Стремительный язычок наткнулся на бумажный лист, и в тот же миг гадюка была готова выполнить поручение.

Страница сама скрутилась трубочкой, тонкий язычок, словно нитка, охватил ее, и змея заскользила вдоль болота туда, где Туманный мир соприкасался с Покойным Углом.


Маргарита дремала, опершись рукой о стол, в другой держа страницу рукописи, прочтенную за эту ночь бесконечно много раз. Прекрасные слова завораживали своей красотой и повествовали о ненавистном городе, о грозе, разразившейся над Голгофской горой, об убийстве предателя. Тот, который соткал эту дивную прозу, сидел рядом. Мастер спал, уронив голову на стол, словно врасплох застигнутый усталостью. А женщина, любившая его, ночь напролет перечитывала написанное им. Так длилось вечно и так будет всегда, ибо это прекрасно — он пишет, а она упоенно повторяет слова, сплетенные им.

Внезапно застывший, дарованный, обещанный по их горячему обоюдному желанию покой был перечеркнут. Стремительная линия скользнула вниз, медленно потянулась вверх, и, обрываясь — вниз. Что это? Маргарита широко открыла удивленные глаза, в бледных предутренних сумерках вглядываясь в стену напротив: паучок! Соскользнул на серебряной нити и теперь карабкается вверх. Она положила листок на край стола и подошла поближе. Вместе с падением этой крошечной живой черной точки что-то как будто стронулось в ней самой. Странно! Женщина замерла, прислушиваясь к себе — привычная пустота заполнялась чем-то иным, а удары сердца отдаленно напоминали что-то знакомое. Она напряглась — да, это похоже на тиканье часов. Маргарита прикоснулась к груди — этого не было, не было, ничто не прерывало неподвижный покой, и вдруг у нее внутри включился отсчет (откуда ты взялся, паучок на серебряной нити?), ее неудержимо влекло в поток времени. То, что обволакивало и пребывало всегда, разорвалось и послужило началом чего-то иного. Теперь Маргарита знала — в этом их мире есть дыры, щели — ведь откуда-то проник сюда крошечный гость.