Я тяжко вздохнул. Британские законы о разводах могут повлиять на людей типа Давины Лейланд не более, чем полицейские на велосипедах воздействовать на водителей, сидящих за рулями скоростных машин.
— Это мне не очень нравится, — предупредил я.
— Но я же обещала! — Ви очень неодобрительно относилась к людям, нарушавшим ее обещания. — Во всяком случае, у тебя ведь не было никаких неприятностей с Лизой-лесбияночкой? Не так ли?
Я поборол первое побуждение — швырнуть трубку на рычаг. Когда я вернулся к адвокатской практике и стал работать у Артура Сомерса на Садовой улице, Ви спихнула на меня развод своей приятельницы Лизы, и мне каким-то чудом удалось распутать это дело ко всеобщему удовлетворению. Лиза-лесбияночка оказалась своего рода ключом, открывшим вход в мир друзей и знакомых Ви, а это для адвоката, специализирующегося на разводах, то же самое, что Ближний Восток для нефтяного брокера. Спустя год Артур оставил адвокатскую практику, и я получил во владение массу дубовой облицовки, письменный стол и в придачу клерка Сирила. Ви никогда не давала мне забыть об этом, как и о любой из прочих вещей, которыми, как она полагала, я был ей целиком обязан.
— Хорошо, — сказал я. — Вот только вернусь.
— Ради мамочки Ви! — взмолилась она.
Наши родители умерли, когда я был девятилетним школьником, а Ви — девятнадцатилетней восходящей кинозвездой. Ей нравилось считать, что в процессе вытаскивания меня из школы на прогулки по ресторанам Кингс-роуд она меня воспитывала. Ну, в каком-то смысле и воспитала.
— Ради Ви! — покорно согласился я.
Проспер всегда говорил, что для Ви положить телефонную трубку — примерно то же, что захлопнуть за собой дверь парикмахерского салона. Это впечатление усилилось, когда я вошел в столовую. Эван и Фиона сидели по разные стороны длинного стола. Пара свечей посередке создавала в сумерках этакий островок теплого желтоватого света. Это освещение делало Фиону похожей на индианку из племени чироков.
— Закусите сначала, — предложила она.
На буфете я увидел блюдо с аппетитными ломтями лососины. А на столе стояла бутылка «Гленморанжа» и массивный стеклянный кувшин с водой. Эван то и дело прикладывался к бутылке. Фиона пила только воду.
— И давно вы работаете адвокатом? — спросила Фиона.
— Десять лет. Из них пять держу свою контору.
Она кивнула и посмотрела через длинный стол на Эвана.
— Возможно, он как раз и подойдет для Морэг Салливан.
Эван пожал плечами. Он уже крепко перебрал. Это было видно по движениям рук, когда он отдирал от костей розовую лососину. Я вспомнил, как он меня просил: «Вы не могли бы не рассказывать этого Фионе?» Я внимательно наблюдал за ними: у Фионы стал более жестким ее птичий профиль, а Эван уже осушал новую рюмку. Фиона была главной в этой паре. В ней жило спокойствие, делавшее ее неуязвимой. А в Эване было нечто дикое и беспокойное, это его ослабляло.
