В тот же вечер Вернадский познакомился с сотрудницей Алчевской — Александрой Михайловной Калмыковой. Она только что переехала из Харькова в Петербург в связи с назначением ее мужа сенатором и теперь окончательно разорвала все с обществом мужа и вошла в сотрудничество с «Посредником». Позднее она открыла склад народной литературы, который был местом для собраний и явок группы «Освобождение труда».
Женщина, преисполненная энергии и демократизма, она всем говорила «ты», быстро оценила каждого из кружковцев и за Вернадским оставила прозвище:
— Упрямый украинец, себе на уме!
С каждым новым собранием кружок все более и более оживлялся. В члены кружка вступили жена Гревса — Мария Сергеевна Зарудная с сестрою и их двоюродная сестра — Наталья Егоровна Старицкая.
Наталья Егоровна — в те годы просто Наташа — принадлежала к типу женщин, литературным олицетворением которых была Вера Павловна из романа Чернышевского «Что делать?», а живым могла бы быть Мария Николаевна Вернадская, чей прелестный портрет работы Горбунова всю свою жизнь видел Владимир Иванович в кабинете отца.
Между Наташей и первой женою отца, или, во всяком случае, ее портретом, Владимир Иванович находил тонкое сходство в красоте и духовности, просвечивающей во всех чертах лица. Он стал провожать Наталью Егоровну, жившую на Литейном, сначала потому, что сам жил на Надеждинской, а затем потому, что у обоих оказались одни и те же любимые писатели и литературные герои.
Первый же вечер в присутствии Натальи Егоровны в кружке много говорили о появившемся в мартовской книжке «Русской мысли» за 1885 год рассказе Короленко «Сон Макара». Провожая Наташу домой, Владимир Иванович рассказывал ей об авторе и о впечатлении, которое на него произвел рассказ его троюродного брата.
На лето пришлось расстаться с кружком. Вернадский провел его в Финляндии, потом жил у сестры в Новомосковском уезде. Осенью его ввели во владение Вернадовкой, где по наследству от отца ему досталось пятьсот десятин земли.
Вскоре в кружке произошло событие, связавшее членов его на всю жизнь. Шаховской предложил превратить простое дружеское общество в строгое братство. Об этом предложении Вернадский писал в своем дневнике: «Идея братства Шаховского мне близка и дорога».
Братство, обязывавшее помогать друг другу в бережении свободной человеческой личности, как величайшей человеческой ценности, никак не оформлялось на словах, тем более на бумаге. Программа же заключалась в самом слове
