И на этом я их утешаю. Потом, поболтав между собою об аульных новостях, до которых, скажу мимоходом, наши женщины большие охотницы, они расходятся по домам. Или же, если женщин нет, придет какой-нибудь мужчина и поздоровается, взявши за руку, но никогда не обнимается, как женщины. Станет он расспрашивать таким же точно образом и прежде всего, конечно, спросит:
— Скоро ли будешь офицером?
— Скоро, — отвечаю я на это.
— Это хорошо, — говорит он, — Только не забывай своих, — добавит он и также сошлется на тех офицеров из наших, которые, по его выражению, «улупа харынц» (то есть прокучивают свое жалованье) и пренебрегают своими.
Попросит и он себе подарочка. Обыкновенно, если посетитель старик, то уже я заранее знаю, что он попросит трубку, оправленную серебром; если молодой — попросит или кинжал серебряный, или же «газыри» серебряные. Пообещаешь им, и они разойдутся, довольные мною.
Таким образом благодаря посетителям и посетительницам, проходила моя монотонная аульная жизнь. Но теперь, так как никто уже не стал посещать меня, то и скука вполне овладела мною. Напрасно я принимаюсь за чтение — не помогает. Единственные гости, которые еще посещают по временам мою обитель, — это телята; во время жары, спасаясь от оводов и комаров, они вбегают с шумом в раскрытые двери моего тавдганана и нарушают тишину моей отшельнической жизни…
9 мая.
Проснувшись, я взглянул в окно. Прежде всего в глаза мне кинулся наш аульный холм[3] — этот холм у меня как бельмо на глазу, на котором толпа мужчин о чем-то шумно разговаривала. На вопрос мой, что за сборище, брат мне сказал, что то собрались старшины и судьи, так как нынче день заседания. Я вспомнил, что в аулах теперь правильные судебные заседания.
«Пойду посмотрю, о чем говорят», — подумал я. Оделся, умылся, пошел на холм. Все приветствовали меня с добрым утром. Те, которые сидели, приподнялись со своих мест и предложили мне сесть. Я отказался, как требовало приличие, так как я был моложе их.
— Будет сейчас заседание суда, — обратился ко мне один знакомый старик, бывший членом суда. — Ты ведь по-книжному знаешь и, вероятно, всякое дело понимаешь лучше нас: так, где случится, там можешь направить нас на путь, если будем ошибаться.
Я согласился присутствовать на их заседании, но не с тою целью, чтобы наставлять старцев велемудрых, ибо не к лицу было бы мне, безродному мальчишке, по их выражению, поучать стариков, видавших много на своем веку, уму-разуму. Вообще, считается нескромностью со стороны молодого человека участвовать в разговорах со стариками и даже слушать их мудрые речи. «Пошел вон отсюда! — говорят обыкновенно эти мудрецы любопытному безбородому, который осмелится заслушаться их разговором. — Ведь ты не старик. Стыдно тебе при стариках». Настоящее же предложение мне было сделано из вежливости.
