— Моя тетя. Ее внук. А… это? — бабушкин племянник вдруг осекся.
— Это — Пранас. Из нашего местечка, — сказала бабушка. — Он принес вам рыбу.
— Вы к доктору? — спросила Мириам у бабушки.
— К сыну, — сказала старуха.
— В тюрьму, — добавил я.
— Я и не знал, что мой двоюродный братец в тюрьме, — восхищенно сказал Элиазар и помог бабушке раздеться. Она сняла свой плисовый салоп, купленный в незапамятные времена, когда она еще была девушкой.
— Он никого не убил, — успокоила бабушка своего племянника. То ли от жары, то ли от волнения на щеках у нее заиграл румянец, и старуха показалась мне даже красивой.
— У каждого из нас своя тюрьма, — произнес Элиазар. — Он помолчал, поскреб в затылке и добавил: — Вы, наверно, проголодались?
К ужину Мириам сварила рыбу. Мы с Пранасом пожевали немного, встали из-за стола и шмыгнули на улицу.
— А деньги когда? — в упор спросил Пранас.
— Какие деньги?
— За щуку… за лещей… — сказал он и убежал.
К вечеру Пранас все-таки пришел. Мы лежали рядом на дерюге под летучими мышами. Мыши перелетали с балки на балку, шурша крыльями.
На чердаке было темно, как в преисподней. Едва светилось затянутое паутиной оконце, за которым виднелся лоскут летнего неба, усеянный крупными, как яблоки, звездами.
— Мамка, наверно, с ума сходит, — сказал Пранас.
— Догадается, — утешил я его.
— Винцас ей скажет. Винцас видел меня на станции.
Я замолк и уставился в оконце, отыскивая на лоскутке неба свою звезду. Но ее там не было.
— Домой я все равно не вернусь, — пригрозил кому-то в темноте Пранас. — Наймусь куда-нибудь на работу. Отец в двенадцать лет с фабрики первую получку принес.
— И ты будешь столяром? — почему-то мне не спалось.
— Не, — Пранас зевнул. — Я буду полицейским.
— Ого! — удивился я. — Для полицейского у тебя роста не хватает.
— А я подрасту.
— А зачем тебе быть полицейским?
— Меня тогда никто не арестует. А я смогу! Приеду в местечко и уведу, например, тебя.
— За что?
— Придумаю. Полицейскому хорошо. Его все уважают и боятся.
— А меня возьмут?
— Нет, конечно. Ты в полицейские не годишься.
— Почему?
— Сам знаешь.
— Некрещеный?
— Ага.
— А зачем полицейскому быть крещеным? Он должен быть злой.
— Полицейский должен быть злой и крещеный, — заявил Пранас.
— Давай спать, — предложил я.
— Давай.
Летучие мыши, и те притихли.
Я повернулся на бок, уткнулся в дерюгу и заснул.
Мне снилось, будто я стал полицейским. Хожу по местечку в мундире с погонами, с блестящими пуговицами и всех арестовываю. Прихожу к бабушке и надеваю ей на руки наручники.
