Бася и Юрек Гайер уезжают из Польши. Немцы объявили, что выпустят евреев — граждан иностранных государств, и люди принялись скупать на черном рынке загранпаспорта. У Баси и Юрека паспорта гондурасские. Они приходят на улицу Длугую, в отель «Польский», где оформляют документы.
Она хочет попрощаться с Басей Гайер. Ведь это у нее в гостях она встретила блондина с беспомощными руками. Ведь это в Басиной квартире он сказал: «Ты похожа на дочь раввина». А она ответила: «Мой отец — химик, он ищет цвет, которого нет в радужном спектре». «Это почти одно и то же», — улыбнулся блондин. Так началась история их любви.
Им хочется поболтать перед разлукой, и она остается у Гайеров на всю ночь. Они толкуют о Гондурасе, о том, что там говорят по-испански и придется учить язык. О том, что испанский вовсе не так уж труден. О том, что свитер, который Бася связала в гетто из разноцветных остатков шерсти, пригодится ей в путешествии. (Бася объясняет, как вязать — где лицевая, где изнаночная, где накид, — показывает темно-розовую подкладку, изнанку с бесчисленными узелками.)
В пять утра немцы оцепляют отель «Польский». Всех увозят в Павяк[6], евреев отделяют от поляков. Она показывает кенкарту на имя Марии Павлицкой и присоединяется к группе поляков, которые пришли попрощаться с отъезжающими. Бася и Юрек предъявляют гондурасские паспорта и оказываются среди евреев. Евреев уводят, поляков оставляют в тюрьме. Она проводит в Павяке два месяца.
Коридор, по обе стороны — камеры. В одной сидят еврейки. Каждый день по дороге в уборную она заглядывает к ним через глазок. Однажды утром видит мать своего мужа. Та сидит боком, подперев подбородок худой морщинистой рукой. Вечером она снова смотрит в глазок: взгляд женщины устремлен на дверь, словно бы прямо на нее.
Она в смятении отшатывается.
Возвращается в камеру.
Спрашивает арестованную накануне сокамерницу, кого привезли вместе с ней.
— Несколько человек.
— А молодой мужчина был? Блондин, худой, высокий, с прямыми волосами…
— Да, был блондин.
— А брюнет, бородатый… ой, что я говорю… без бороды, пожилой…
— Да, и брюнет был.
— А девушка? С крашеными желтыми волосами?
— Нет, девушки не было.
Все ясно: мужа и его родителей схватили, сестре удалось бежать. Ей хочется закричать: «Послушайте, забрали моего мужа! Мне незачем больше жить!» Но кричать бессмысленно, соседки по камере ничем не могут ей помочь, у них даже шпильки отобрали. Она смотрит на них с завистью. Их арестовали за важные патриотические дела. Они учили детей польской истории, были связными или печатали листовки… Ее ли вина, что она занята исключительно своим мужем?
