И вот однажды Гриша, приехавший в Москву в командировку, прогуливаясь вечерком по улице Горького, решил зайти в это кафе-мороженное. Он занял очередь и, от нечего делать, стал слушать разговоры, которые вели стоявшие рядом с ним люди. Вскоре его внимание сосредоточилось на двух женщинах, из которых одна явно уже некоторое время жила в Москве, а вторая только приехала из деревни, откуда они обе были родом. Та, что только приехала, сообщала подруге деревенские новости. Среди прочего она спросила:
— А тетю Клаву ты помнишь?
— Нет, — ответила «москвичка».
— Ну как же, она ведь жила через три дома от тебя!
— Не помню!
— Ее дочка, Иринка, училась с нами в одном классе.
— Нет, не помню!
— Ты помнишь, где была церковь?
— Конечно!
— Ну вот, если выйти из церкви и повернуть направо, то ее дом был вторым!
— Не помню!
— Да не можешь ты ее не помнить, она вечно ходила по нашей улице и еще хромала на правую ногу!
— Нет, не помню!
Этот разговор продолжался уже в течение 15–20 минут. Все окружающие с интересом прислушивались к этому диалогу, стараясь услышать, вспомнит ли женщина тетю Клаву или все-таки не вспомнит. Многие начали посмеиваться. Наконец, та женщина, что недавно приехала из деревни, сказала:
— Ты помнишь мою свадьбу? Так ведь тетя Клава была у меня посаженой матерью!
— Да, да, теперь я ее смутно вспоминаю! Ну и что с ней?
Та, что была из деревни, ответила протяжно:
— Померла-а-а!
(быль)
Один московский профессор, геолог, решил поучаствовать в Геологическом конгрессе, который должен был состояться в Париже. Он подготовил доклад, отправил его в Организационный комитет конгресса и получил уведомление о том, что его доклад принят и включен в повестку дня. Профессор был ветераном Отечественной войны, Героем Советского Союза. Тем не менее, когда наступил срок выезда в Париж, ему выездную визу не дали. Он был возмущен.
— Что же будет с моим докладом? — спросил он директора института, в котором работал.
— Его зачитает наша сотрудница, которая едет в Париж.
— Но это же безобразие, в Париж должен ехать я и сам читать свой доклад!
— Что вы говорите об этом мне, не я решаю кому ехать, а кому нет — обращайтесь в соответствующие органы, которые не дали разрешения на ваш выезд.
Обращаться в КГБ профессор не стал, он написал письмо в ЦК КПСС. Перечислил все свои заслуги, выразил возмущение тем, что ему не дали возможности поехать, и в конце написал: «Мне не хотелось бы думать, что отказ связан с моей национальной принадлежностью!» Наш уважаемый профессор, как и многие научные работники в Союзе, был евреем. Прошло три-четыре недели. И вот, однажды, профессора позвали к телефону. Звонивший представился работником ЦК и сообщил, что они получили письмо профессора, но хотят его заверить, что отказ в визе ни в коем случае не был связан с его национальностью, а отказано ему было потому, что он не знает французского языка (!!!). Профессор не растерялся:
