Платон бормочет с удивленьем тихо:
- Разумно рассудила… Неужели прекрасна и настолько же умна? – тут он опускается на землю и засыпает, на сцене все растерянно застывают.
Раздаются голоса: «Занавес! Занавес!»
Императрица из первого ряда кресел, засмотревшись на Платона, поднимает руку: «Стойте!» Она столь явно залюбовалась юношей, что все невольно стали оглядываться на камер-юнкера Ивана Шувалова, фавору которого, очевидно, наступает конец.
Императрица подала знак музыкантам, мол, играйте что-нибудь соответствующее.
Среди зрителей великая княгиня Екатерина Алексеевна, сгорая от любопытства:
- Кто этот Платон на самом деле? Он еще играл Трувора в одной из трагедий Сумарокова, на которых я зевала, а сидела, желая узнать его имя.
- Никита Бекетов! – пронеслось по залу.
Наконец музыка утихла, занавес задернут. Императрица исчезла за кулисами.
Камер-юнкер Иван Шувалов, на которого все оглядывались, некоторые с сочувствием, другие не без злорадства, вышел из зала. Никита Бекетов, кадет 19 лет, обладал мужественной красотой будущего воина, это несомненно преимущество перед книжником в глазах женщин, стало быть, и императрицы, прекраснейшей из женщин.
Он слышал ее голос, еще недавно обращенный к нему:
Ты молод! Разве в том беда?
И я с тобою молода!
Смотри! Я говорю с тобой стихами?
И пью нектар любви устами…
На сцене интермедия с явлением Аполлона и муз на Олимпе, там промелькнула Венера с ее спокойно-веселой красотой.
ХОР МАСОК
В мужском костюме, как сама Венера,
Для бала-маскарада и примера
Свободы женской красоты,
Всевластия желаний и мечты…
Недаром Ломоносов дал ей имя
Венеры, думая, богиня,
Диана, иль Минерва, все она,
России новой юность и весна!
С годами располневши, может статься,
Она по-прежнему любила танцы,
Подвижна, величава и проста,
Ведь грацией всесильна красота!
Художества еще не расцвели.
Но в жизни уж цветы взошли,
Как образы живые обновленья
Эпохи Возрожденья.
Летний дворец. Иван Шувалов в комнатах, отведенных ему неподалеку от покоев императрицы, сидит как затворник среди книг и журналов, выписываемых им теперь из Парижа и Лондона в большом количестве, поскольку он с готовностью раздает их всем, кто имеет интерес к чтению.
Иван Шувалов, распаковывая ящики с книгами, быстро рассматривает их, пребывая в тихом восторге или в раздумьях, произнося мысли вслух:
- Императрица умчалась в Петергоф налегке, то есть одна, без двора. Большой Петергофский дворец, перестроенный Франческо Растрелли, близок к завершению. К чтению нет интереса, слишком деятельная, непосредственная душа. К театру интерес, к итальянской опере… И к моде во всех ее проявлениях, к красоте чуткость… И это же, как ни удивительно, к архитектуре! Улавливает тенденции, общее вместо деталей… Всегда готова переиначить собственные же решения. Одобрила великолепный проект Смольного монастыря. Франчество Растрелли создал модель. Теперь только и строить по нему. Я был свидетелем, как в Москве, где она внезапно надумала изменить стиль собора по какому-то наитию: вместо колокольни под Ивана Великого – пятиглавие русских церквей воссоздать повелела обер-архитектору.
