Петергоф. Дворец Монплезир. Май 1718 года. Кабинет-секретарь Макаров и канцлер Головкин Гавриил Иванович.
М а к а р о в (доставая бумагу из папки). Из Дании пишут, что там весьма обеспокоены возможным началом мирных переговоров между Россией и Швецией на Аландах, что можно счесть благоприятным итогом долгой заграничной поездки его царского величества по странам Европы.
Г о л о в к и н. Даже Англия и Франция, держась стороны Швеции, ныне склонны подталкивать ее к миру, а наши союзники - против.
М а к а р о в. Датский король опасается Карла, что тот, заключив с Россией мир, свои потери в войне пожелает возместить завоеванием Норвегии, входящей в Датское королевство.
Г о л о в к и н. Карл там сейчас и воюет. Дании следовало активнее помогать нам в море, а то мы, поди, одни против Швеции воюем много лет и на море.
М а к а р о в. К счастью, весьма успешно, и теперь мир может быть заключен несомненно на более выгодных для нас условиях, чем после Нарвы или Полтавы. Первый министр Карла барон Герц, видя, что страна разорена военными поборами, опасается уже катастрофы с нею, как и с армией у Полтавы.
Г о л о в к и н. Дай Боже нам наконец мир.
Входят князь Меншиков и тайный советник Толстой.
М е н ш и к о в. Государь еще спит.
М а к а р о в. После обеда спать на корабле его величество особенно любит.
М е н ш и к о в (Толстому). Что же теперь будет? Алексей оговорил многих и понапрасну. Кто из нас не был любезен с ним, наследником? Брат адмирала Апраксина чуть не поплатился жизнью, фельдмаршал Шереметев слег в Москве; пишет, нога распухла, и опухоль доходит до живота; боюсь, плохи его дела. Я не говорю о Кикине. Он колесован и поделом.
Г о л о в к и н. Не дай, Боже, нам такой конец. Без рук, без ног лежал на колесе, а голову поднимает, точно ищет их, где они.
Т о л с т о й. Затем и головы с бородой лишился. Палач поднял ее и на кол.
М е н ш и к о в. Оговорил даже мать родную. Ну, о чем он думал?
Т о л с т о й. Инокиня лишилась любовника. Глебов посажен на кол. Страх!
М е н ш и к о в. А теперь - из показаний его девки - выходит, что царевич один, даже без Кикина и кого-либо, отдавшись под протекцию цесаря, сидя в крепости, яко пленник, писал письма сенаторам и архиереям, чтобы их подметывали, желая бунт против отца учинить?
Г о л о в к и н. Да в своем ли он уме?
Т о л с т о й. Коли царь простил, так бери всю вину на себя и чистосердечно покайся во всех помышлениях и делах. Не знать отца родного.
