— Взбалмошна — бабенка-с!
— Ну, ты! Опять к ним полез… Кому запрягать-то? Очереди своей не знаешь; а еще старостой величают…
— Сичас. Дайте-ы! — дух-от перевести хоша…
Бульк, бульк, бульк, бульк.
— То-о-то!
— Это чего же, Анисья Петровна! С разговорами-то я и забыла совсем тебя угостить…
Смотрительша направляется к другому столу, берет у мужа рюмку, наливает в нее ратафии и подносит Анисье Петровне.
— Эвто што же вы, Марья Федоровна, беспокоитесь-то, право! Како тако нам еще угощение надыть: свои гости-то — не взыщем.
— Выкушай-ка рюмочку.
— Ой, што вы эвто, Марья Федоровна! Благодарим покорно: совсем ведь я эвтого не потребляю…
— Рюмочку-то можно…
— Нет, уж увольте… Как и други-то его пьют, погляжу, так мне ровно как тошно доспется…
— Да ведь это сладенькая, квасок…
— Вот те Христос, не могу!
— Нельзя же — монаршей-то милостью поздравить…
— Анисья! Чаво ж ты-ы! куражишься… Пей, коли тя добрые люди-ы просют!
— Пьяна ведь я этак-то буду, ей-богу…
— С одной-то рюмочки? Что ты это, Анисья Петровна!
— Уважь, Анисья!
— Да видно, што уж надыть уважить… Ну, Марья Федоровна! Всякого вам благополучия да енаральского чину поскоре!
— Покорно благодарю. Куда уж мне до генеральского-то! Хоть бы до советницы-то дожить, — и то ладно.
— Максиму Филиппычу дай господи…
— Ты-ы! — не раздобыривай, а пей!
— Будьте-ко здоровы!
После принятия крутологовской ратафии у Анисьи Петровны остается на лице, но крайней мере в продолжение пяти минут, именно то самое выражение, какое приняло оно в первый момент этой трудной операции. Тем не менее она становится как-то сообщительнее после этого; говорит больше шепотком, благодушествует насчет ближнего. Стулья под смотрителем и почтосодержателем тоже что-то уж очень интимно сближаются, точно сто лет не видались.
— Да ты, лысая борода, у меня не финти! Николай Семеныч да Николай Семеныч! Николай Семеныч теперь ваше благородие — понимаешь ты это?
Бульк, бульк, бульк, бульк.
— Почему-ы! — не понять, ваше… благородие…
— То-о-то!
— Завсегды-ы! — с нашим почтением…
— А ведь ты, брат, свинья! Я тебе скажу.
— Кажись… супротив вашего благородия-ы! — вины за нами… нет-с…
— То-то! Ты вот, собачий ты сын, небось не мог на пятитку-то сегодня раскошелиться?
— Не хватило-ы! — значит…
— Знаю я, брат, как у тебя не хватает-то. Самое это плевое дело для тебя.
— Што ж! Эвто мы-ы! — и доложить могим. Хоша… таперь извольте… получать — не постоим-ы! — для вашего… благородия.
— То-о-то!
Бульк, бульк, бульк, бульк.
