— Тырррр… тырр… тырр… таххх…
«То-о-то!» — воскликнул бы он по обыкновению и тотчас же бы воспрянул.
А смотрительша все стоит над ним терпеливо, все-не теряет надежды привести своего «глухаря» к впечатлениям видимого мира. Уж чего-то она не делает для этого! И толкает-то его, и щиплет, и трясет-то его; даже в лицо ему плюнула — нет! Не просыпается, да и только, его благородие. Наконец она прибегает к последнему средству: затыкает ему пальцами обе ноздри, а ладонью другой руки — рот; но получает такой энергический отпор, что не решается даже повторить своего маневра.
— Тьфу ты, пропастина этакая! — говорит она, плюнув еще раз в лицо, и сердито удаляется.
А с улицы нет-нет да как раздастся под самым окном:
— Я-я-язви твою душу, черт!
Поздний вечер: у «некорыстной попадейки», хотя, по-видимому, и все спокойно, а тоже на душе суматоха не последняя; к ней хоть и не «прибежала на шести парах пошта», но зато сам батюшка внезапно подъехал на тройке. Попадья угощает его теперь чаем с дороги; а красивый из себя пономарь Василий Иваныч, который «совсем нечаянно встретился с батюшкой у ворот», сидит поодаль от них на сундуке и как-то конфузливо перебирает струны старой гитары, не издавая, впрочем, никаких звуков. Отец Прокофий даже еще и рясы снять не успел.
— Смотритель-от наш…
— Слышал, слышал!.. — сказывал Василий.
— И получили-то как нежданно-негаданно…
— Что ж! Дай бог! Очень я рад за него: пора уж ему…
— А я так совсем, этому не радуюсь…
Батюшка разводит рукавами.
— Крайняя односторонность с твоей стороны.
— Она теперь еще пуще нос-от задерет…
— Не замечал я этого, чтоб Марья Федоровна важничала: очень почтенная дама.
— У вас все, Прокопей Василич: «почтенная дама»!
— Коли не замечал.
— Старостиха-то тоже, поди, не глухая — слышим, что она про нас-то говорит…
— Что ж! Со стороны Анисьи это нехорошо — сор из избы выносить.
— Тоже и говорить-то лишнего не надо…
— Какие же у них сегодня гости были? К пирогу-то я и не поспел.
— Да каки гости-то? Только Анисья Петровна и была с подрядчиком, — я не ходила.
Батюшка опять разводит рукавами.
— Крайняя односторонность!
— Да мне чего ходить-то к ней на поклон? Пирога, что ли, я ее не видала? У меня завтра и свой будет…
— Надо было сходить поздравить… Я бы вот и теперь пошел, да поздно — поди, спят все.
— Поссорились да еще ходить…
— Что ж, что поссорились… Мы вон, пожалуй, с благочинным десять раз ссорились, а я и по сию пору к нему хожу.
— То отец благочинный…
