Здесь Ее Величество сама Американская глушь. Здесь на многие мили вокруг никаких дорог. Только эта одна. Так что, дорогой сметливый читатель, только круглому дураку непонятно, чьих это рук дело.
Я готова рвать на себе волосы:
— Некого винить… Эта западня — наших собственных рук дело. Сами себя в нее загнали, из-за своей небывалой, неописуемой тупости.
Клык мрачно кивает:
— А теперь мы еще глубже себе могилу роем. Потому что у нас нет выбора.
Еще три часа полета — и вот наконец и они: здоровущий восемнадцатиколесник съехал с дороги в самом что ни на есть глухом, самом забытом Богом пятачке Аризоны. Отсюда не позвонишь по 911,[5] ни в скорую, ни в полицию. И за подмогой бежать некуда. Можно сигнальные ракеты хоть каждые полчаса пускать — никто не увидит.
— Подходящее местечко… — вздыхаю я. — Смотри, какая там рядом с ним толпища! Я думала, ирейзеры полностью ликвидированы.
— Значит, наврал тебе твой Голос?
— Нет, — размышляю я вслух, вписавшись в воздушный поток, — он никогда мне не врал. Так что, если это не ирейзеры, это ирейзеро-заменители. Блин!
— Ага. Пять баксов ставлю, они покруче оригиналов будут! У них, поди, еще и пушки окажутся.
— Не сомневаюсь.
— Наверняка нас поджидают.
— И мы как раз тут как тут. На блюдечке с голубой каемочкой. Встречайте!
— Что за непруха! Дело дрянь! — Клык нарочно смотрит куда угодно, только не на мою бесполезную левую руку.
— Как это ты догадался? Ни за что бы не подумала, что с тобой такое просветление случится.
Захожу на большой круг, стараясь собраться и подготовить себя к большому побоищу. У них численный перевес один к сотне. И сотня кого-то, кто похлеще ирейзеров будет. А что с остальной стаей, одному Богу известно. И смогут ли они помочь, я ума не приложу.
Короче, начинаем миссию под кодовым названием «самоубийство».
Очередную.
— А светлую сторону медали забыла? — говорит Клык.
— Ну? Это какую же? Что новые, импровизированные ирейзеры сначала живьем разорвут нас на части? И только потом порешат?
— Ты меня лю-у-убишь, — он усмехнулся так неожиданно, что я забыла взмахнуть крыльями и рухнула вниз на несколько футов.
Широко разведя руки в стороны, он повторяет:
— Ты любишь меня вот так сильно.
Мой страшный, яростный вопль, наверное, потряс Калифорнию. Или Гаваи. И уж, конечно, его тем, внизу, слышно. Всей этой армии. Плевать! Прижимаю крылья к бокам и стрелой несусь вниз — только бы подальше от Клыка как можно скорее. Он меня так разозлил, что теперь я готова порешить хоть тысячу ирейзеро-заменителей. Кто бы они ни были.
