Перед нами, таким образом, две альтернативные художественные версии, представляющие читателям одну и ту же разыгравшуюся почти триста лет назад драму. Но не будем судить, кто из авторов прав, кто ошибается. Ошибемся, не будем правы безусловно мы, если возьмем на себя такую самонадеянную третейскую миссию, потому что и Карнович, и Волконский, взглянув так очевидно по-разному на частные, неофициальные факты истории, написали о них хорошие книги. И это-то для нас самое привлекательное.
* * *
По мере разраставшегося интереса к восемнадцатому веку Волконский все более отрывался от влияния Карновича и пришел в конце концов к полной самостоятельности и в выборе тем, и в оценке исторических деятелей.
История восемнадцатого столетия представала в романах Волконского вовсе не в той хронологической последовательности, в какой она свершалась на самом деле. Мы можем только предполагать, что книги им создавались в ходе несистематизированного, любительского изучения попадавших в его руки первоисточников, а также по мере проникновения в те или иные исторические эпизоды, почерпнутые из документов.
Некоторые страницы русской истории задерживали внимание писателя не надолго, и читатели получили в результате один-два его романа, как, например, время царствования Елизаветы Петровны (правда, роман о ней «Кольцо императрицы» из числа лучших). Волконский крайне отрицательно откосился к Екатерине II, оттого о ней самой писать всячески избегал. Но были в восемнадцатом веке у Волконского и свои пристрастия, к которым он обращался постоянно в течение всей своей жизни. Это Бирон и бироновщина, граф Калиостро (под разными обличьями) и другие маги, мистики, масоны (о них у Волконского девять романов), наконец, эпоха Павла I, о которой повествуется в семи его книгах.
«Почему так много о Павле?» — без конца задавали вопрос писателю современники. В конце концов он принужден был дать обстоятельное пояснение в предисловии к роману, ставшему последним, — «Слуга императора Павла» (1916). Коротко приведем доводы Волконского, поскольку они помогут нам понять авторскую позицию.
Прежде всего Волконский сожалительно и, может быть, справедливо утверждает, что «до сих пор еще не имеет настоящего серьезного описания кратковременное царствование императора Павла Петровича». Отчего так? Да оттого, считает автор, что, во-первых, «мы слишком близки этому времени и оно не отошло еще для нас в историческую перспективу», а во-вторых, решительно заявляет он затем, «наша историческая наука разрабатывалась до сих пор под углом зрения тех, кто имел основание не любить Павла Петровича».
