— Тяжело это шляхтичам… я понимаю, но должен предостеречь тебя, что если ты этого не сделаешь, кто знает, что ждет тебя: быть может, меч палача.
Лица у Мацька и Збышка стали каменные. Снова воцарилось молчание.
— Ну, так как же? — спросил Повала.
Со спокойствием и с такой суровостью, точно за одну минуту он стал старше на двадцать лет, Збышко ответил:
— Что ж! Все мы под богом ходим.
— То есть как?
— Да так, что, будь я о двух головах и руби мне палач обе головы, — все равно честь у меня одна, и не годится мне позорить ее.
При этих словах Повала посуровел и, обратившись к Мацьку, спросил и у него:
— А вы что скажете?
— Я скажу, — мрачно ответил Мацько, — что с малых лет воспитывал хлопца… На нем наш род стоит, потому что я уже стар, но он не может этого сделать, пусть даже ему суждено погибнуть.
При этом суровое лицо Мацька дрогнуло, и сердце его наполнилось внезапно такой любовью к племяннику, что он обнял его своими закованными в броню руками и воскликнул:
— Збышко! Збышко!
Молодой рыцарь даже удивился и, сжав в объятиях дядю, сказал:
— А я и не знал, что вы так меня любите!..
— Я вижу, вы настоящие рыцари, — сказал растроганный Повала, — и раз хлопец поклялся мне честью, что явится на суд, я не стану надевать на него цепи: таким людям, как вы, можно верить. Вы не отчаивайтесь. Немец в Тынце денек погуляет, так, что я увижу короля раньше и доложу обо всем этом деле так, чтобы он не очень разгневался. Счастье, что я успел переломить копье, великое счастье!
Но Збышко возразил ему:
— Уж коли не миновать мне платиться головой, то хоть было бы утешение, что я кости поломал крестоносцу.
— Свою честь ты умеешь защищать, а того не можешь понять, что навлек бы позор на весь наш народ! — нетерпеливо возразил Повала.
— Понимать-то я понимаю, — ответил Збышко, — потому-то мне и жаль…
Тогда Повала обратился к Мацьку:
— Знаете, пан рыцарь, коли удастся вашему хлопцу как-нибудь отвертеться от суда, придется вам колпачок ему на голову надеть, как ловчему соколу. Иначе не умереть ему собственной смертью.
— Ему бы и удалось отвертеться, кабы вы, пан рыцарь, пожелали скрыть все от короля.
— А что же мне с немцем делать? Ведь рот-то ему не заткнешь!
— Верно! Верно!..
Ведя такой разговор, они повернули назад к свите княгини. Слуги Повалы, которые раньше ехали с людьми Лихтенштейна, следовали теперь за ними. Издали было видно, как среди мазурских шапок покачиваются на ветру павлиньи перья крестоносца и сверкает на солнце его шлем.
