По-хорошему — да, капитан Миккейн и как можно скорей. Кто сможет убедить меня в том, что треснувший л» хасс через мгновение не взорвется с дымом и грохотом, разбросав далеко по округе обломки сразу двух кораблей — «Орегано» и «Небесного странника»? А если рванут сразу два? В каждом из них заключена страшная сила, и когда она вырывается на свободу!.. Теперь понятно, почему «Орегано» не может подняться в воздух: стоит только дать нагрузку на л» хассы, так сразу оно и произойдет — дым, грохот, языки пламени, и далеко разбросанные обломки от двух кораблей.
Вероятно, трещины на л» хассах обнаружили еще в полете, заставив «Орегано» срочно опуститься в эту бесконечно красивую бухту, так похожую на половинку жемчужной раковины, чтобы стать атакованными.
— Держитесь, капитан Миккейн! — самому мне приходилось кричать. Затем скомандовал Ансельму, застывшему у кабестана. — Энди, три оборота вправо, поднимаемся.
Трех оборотов будет достаточно, чтобы подняться на такую высоту, где наполненный ветром парус сможет сдвинуть «Небесный странник» с места.
Почему-то мне до ужаса захотелось взглянуть на Миккейна, и лучше бы я этого не делал.
— Лард, прикрой, — и Аделард действительно прикрыл меня щитом, когда я высунулся за борт.
Оглядывая палубу «Орегано», я обнаружил столпившуюся на ней людей с оружием, среди которых не оказалось ни одного окудника Коллегии. Либо их нет вообще, либо они спрятались. Что очень сомнительно: при всей моей неприязни к ним, назвать их трусами у меня язык не повернется. Кто угодно, только не трусы. Неподвижных тел оказалось намного больше, чем я увидел издалека. Просто их сложили в одном месте, у грот-мачты, чтобы они не мешали передвигаться по палубе. Свалены они были довольно небрежно, но до мертвых ли сейчас, когда все думают только о собственных жизнях? Это потом им окажут необходимые почести, сейчас же не до них.
Когда я, наконец, нашел взглядом капитана Миккейна, одетого в ярко блестевшую на солнце металлическую кирасу и в свою неизменную кожаную треуголку, все и произошло.
Шит Аделарда, прикрывавший меня, внезапно дернулся, и сквозь него показался арбалетный болт. Пробив щит, болт вонзился в борт «Небесного странника», пригвоздив к нему руку Ларда чуть ниже локтя. Дернулся и я, от неожиданности, но в большей степени оттого, что болт прошел от моей головы так близко, что при желании, я смог бы достать его кончиком носа.
Аделард скрипнул зубами от боли, вслед за ним скрипнул и я. Но не потому что дернувшись, я умудрился удариться затылком о край щита — от злости на себя.
