Нам ли не знать, как во времена бесноватого Сталина писал Михаил Булгаков и другие гении спокойного поиска сокровенной истины, а во времена простоватого и буйного Хрущева творил в затворничестве Борис Пастернак.
В истории ветхозаветной империи противопоставление светской власти и духовного поиска ещё сильнее. Если в первом и втором имперских циклах идеологическое чудо четвертой фазы рождалось во взаимодействии с властителями (Соломон - первый цикл, Иосия - второй цикл), то в третьем цикле идеологическое чудо идет вне связи со властью, как бы само по себе. Народ-идеолог с каждым шагом становится все самостоятельнее. В четвертом цикле при царе Ироде идеологическое чудо уже свершится как бы вопреки властителю.
Книга Руфь, Книга Иова по времени написания относятся к первой фазе третьего цикла (около 445 года), потом сто лет молчания и новый творческий всплеск, подобного которому давно не знал еврейский народ.
Во-первых, происходит качественная перемена в творческой ориентации народа. Обратимся в А. Меню: "После Эзры мудрецы, раввины и книжники окончательно приходят на смену пророкам, миссия которых в истории как бы завершается. Пророки были "боговидцами" и "друзьями Божиими", трепет близости Неисповедимого пронизывает каждое их слово. Между тем преемники их сознают себя уже в ином положении. Мудрецы опираются на повседневный человеческий опыт, а толкователи Закона кладут в основу внешний авторитет письменной Торы. Это может показаться снижением религиозного уровня, и в каком-то смысле так оно и было. Но следует помнить, что призвание учителей состояло в пастырстве, в постоянном наставлении рядового человека".
Такое же точно снижение религиозности было и в России во времена Петра I и Екатерины II. Однако энергия в имперском развитии не рассеивается и не пропадает, потеряв на религиозном уровне, империя рождает светское искусство. Так было в русской истории, так было и в ветхозаветной истории.
Казалось бы, судя по "темному времени" (вторая и третья фазы), в стране доминируют законники, однако А. Мень приходит к выводу, что "авторитет мудрецов не уступал авторитету законников. Примечательно, что если от трудов Мужей Собора не осталось ничего, кроме нескольких изречений, то писания хакамов бережно хранились и часть их была включена в Библию. Мудрецы не выступали против Торы, устной и письменной, но они решительно отказывались примириться с узким пониманием её принципов".
