Кармел устремляет на него взгляд и улыбается. Она больше ничего не говорит. Она не обнимает меня, хотя я рассчитывал на другую реакцию. Дело в том, что она не пытается понравиться мне по какой-то причине.
— Где Уилл? Чейз? — интересуюсь я. Я не спрашиваю, знает ли кто-нибудь еще об этом. Это очевидно по поведению учащихся, они ходят, разговаривают как обычно, ничего не делая. Но нам все еще нужно уладить некоторые вопросы. Расставить все точки над «и».
— Не знаю. Я не видела их с ланча. Я не уверена, на скольких уроках они будут.
Она опускает взгляд. У нее возникает желание поговорить о Майке. Хотя выразить словами то, что она чувствует, что она сожалеет, сложно, или что на самом деле с ним не так все плохо, и он не заслуживает того, что с ним случилось. Она закусывает губу.
— Мы должны с ними поговорить. Все вместе. Найдем их во время обеда и скажем, что я жив. Где мы встретимся?
Она не отвечает сразу, а беспокойно оглядывается. Давай, Кармел, не разочаровывай меня.
— Я приведу их на футбольное поле. Там никого не будет.
Я киваю, и она быстро уходит, еще раз оглядываясь назад и убеждаясь, что я все еще здесь, что я настоящий, и она не сошла с ума. Я замечаю, что Томас смотрит ей в след, как очень грустный верный ей пес.
— Чувак, — говорю я, направляясь в сторону тренажерного зала, чтобы через него пройти и выйти к футбольному полю. — Сейчас не время.
Позади себя я слышу, как он бормочет, что время есть всегда. Я позволяю себе ухмыльнуться за минуту до того момента, пока не посажу Уилла и Чейза на короткий поводок.
Когда Уилл и Чейз пришли к назначенному месту, мы с Томасом кемарили на трибунах, уставившись на небо. На дворе солнечно, мягко и тепло. Матушка-природа не оплакивает Майка Андовера. На мою пульсирующую голову проливается нежный луч света.
— Боже, — говорит один из них, а затем за этим следует энное количество бранных слов, которые лучше не вспоминать. Тирада заканчивается словами: — Он действительно жив.
— Не за что, мудаки.
Я приподнимаюсь. Томас привстает тоже, но при этом сутулясь. Эти сопляки обращались с ним грубо слишком много раз.
— Эй, — рявкает Уилл. — Мы ничего с тобой не делали такого, понятно?
— Держи свой гребаный рот на замке, — добавляет Чейз, указывая пальцем на меня. На минуту я не знаю, что ответить. Я не думал, что они придут сюда только для того, чтобы заставить меня молчать. Я отчищаю джинсы на коленях. На них видна пыль, когда я прислонялся к нижней части трибуны.
