С этими словами Шойлоджа притянула Комолу к себе и спросила:
— Скажи правду, ведь ты сейчас думаешь, что никогда ему этого не простишь, да?
— Да, да, ты угадала.
Шойлоджа потрепала девушку по щеке.
— Ну, конечно, я так и предполагала! Что ж, посмотрим, посмотрим!
В это же утро, сразу после разговора с Комолой, Шойлоджа отправила отцу в Аллахабад письмо.
«Комола очень огорчена, что не получает писем от Ромеша-бабу, — писала она, — бедняжка совсем одинока в незнакомом городе, а он все время в отъезде, да еще и писем не шлет, подумай сам, как ей должно быть тяжело! Неужели он еще не уладил всех дел в Аллахабаде? Конечно, они требуют много времени, но разве так трудно урвать минутку, для того чтобы написать одно-два письма!»
Встретившись с Ромешем, дядя пересказал ему несколько фраз из письма Шойлоджи и хорошенько отругал.
Ромеш был не на шутку увлечен Комолой, и от этого возросла его нерешительность; эта нерешительность и заставляла его медлить с отъездом из Аллахабада, а тут еще дядя прочел ему письмо Шойлоджи!
Он понял, что Комола очень скучает без него, но стыдится сама написать об этом.
Узнав, что Комола любит его, Ромеш перестал колебаться. Теперь речь шла не только о его личном счастье, но и о счастье девушки. На песчаном островке посреди реки всевышний не просто привел их друг к другу, но и слил воедино их сердца. Подумав об этом, Ромеш, не медля более ни минуты, сел за письмо к Комоле:
«Любимая! — писал он. — Не сочти такое обращение за простую эпистолярную условность. Я ни за что не назвал бы тебя так, если бы не чувствовал, что действительно люблю тебя больше всех на свете. Если ты когда-нибудь сомневалась во мне, если я причинил боль твоему нежному сердцу, пусть то, что я искренне называю тебя своей любимой, рассеет твои сомнения, избавит тебя от страданий.
Да и стоит ли подробно писать об этом. До сих пор многие мои поступки причиняли тебе огорчения. Если ты еще сердишься на меня, — я оправдываться не стану, скажу лишь, что теперь ты для меня самая любимая, нет никого на свете, кто был бы мне дороже. Если эти слова не заставят тебя забыть все незаслуженные обиды и горе, которое я тебе причинил, то уж больше ничем не поможешь.
Итак, Комола, называя тебя своей любимой, я решил навсегда покончить с нашим омраченным сомнениями прошлым и в будущем любить только тебя. Об одном молю: верь, что ты для меня самая дорогая. Если поверишь этому всем сердцем, то не станешь расспрашивать и подозревать меня! Не осмеливаюсь спросить, заслужил ли я твою любовь. Да и незачем об этом спрашивать; я уверен, что настанет день, когда сердце твое без слов передаст благоприятный ответ моему сердцу. Это мне подсказывает чувство к тебе. Я не настолько самонадеян, чтобы считать себя достойным твоей любви, но неужели мое поклонение тебе останется без ответа? Я хорошо понимаю, что письмо покажется тебе несколько странным, — оно похоже на школьное сочинение, — если хочешь, разорви его. То, что запечатлено в моем сердце, невозможно передать на бумаге, ведь общение — это дело двоих, а когда пишет только один, он не может выразить все, что хочет, ему трудно найти верный тон.
