Сразу после экзаменов Ромешу предстояло отправиться домой, но не было заметно, чтобы он слишком торопился укладывать чемодан. На письмо отца, в котором тот требовал немедленного возвращения сына, Ромеш ответил, что приедет сразу, как только будут известны результаты экзаменов.
Рядом с Ромешем, в соседнем доме, жил его товарищ Джогендро, сын Онноды-бабу[2]. Оннода-бабу принадлежал к «Брахмо Самадж»[3]. Его дочь, Хемнолини, как раз в это время держала экзамены на бакалавра изящных искусств, и Ромеш довольно часто заходил к ним на чашку чая, а то и просто без всякого повода.
В те же часы, когда Хемнолини, расхаживая по крыше с книгой в руках, сушила волосы после купанья, Ромеш имел обыкновение тоже усаживаться с книгой на пустынной крыше своего дома, возле лестницы, ведущей на чердак.
Что и говорить, место для занятий очень удобное, но если вдуматься хорошенько, то сразу станет ясно, что и помех в данном случае тоже было достаточно. До сих пор еще ни та, ни другая сторона не начинала разговоров о свадьбе. У Онноды-бабу на это была своя причина: он держал на примете одного юношу, который уехал в Англию учиться на адвоката; этого молодого человека он втайне и прочил в мужья своей дочери.
Однажды за чайным столом разгорелся оживленный спор. Хотя товарищ Джогендро, Окхой, не очень успешно сдавал экзамены, однако он ни в чем не желал уступать каким-то жалким любителям чаепитий и прочих невинных удовольствий, а потому частенько появлялся к чаю у Хемнолини. Вот и сегодня Окхой завел разговор о том, что ум мужчины подобен мечу: даже плохо отточенный, он во многом может быть полезен уже благодаря своей тяжести; а женский ум — что перочинный ножик: как его ни точи — в серьезных обстоятельствах он ни на что не годен. И так далее, все в том же духе.
Сама Хемнолини решила пропустить мимо ушей эту наглость Окхоя, но когда и брат ее, Джогендро, стал приводить доказательства слабости женского разума, тут уж Ромеш не в силах был молчать: загоревшись, он принялся петь хвалебные гимны женской половине человеческого рода.
Охваченный вдохновенным порывом преклонения перед женщиной, он выпил против обыкновения уже две лишних чашки чая, как вдруг вошел рассыльный и вручил ему записку. На ней рукою отца было написано имя Ромеша. Прервав спор — на полуслове, Ромеш прочитал письмо и поспешно вскочил. На все вопросы он отвечал, что приехал его отец.
— Дада[4], — обратилась Хемнолини к Джогендро, — почему бы не пригласить отца Ромеша-бабу сюда, на чашку чая.
