Но сегодня Ромеш пришел еще позднее, чем обычно, был задумчив, и это значительно охладило энтузиазм Хемнолини. Выбрав удобный момент, девушка тихо спросила:
— Почему вы так поздно?
— Да, кажется, я действительно немного запоздал, — не сразу и довольно рассеянно ответил Ромеш.
А Хемнолини так старалась быть готовой вовремя! Она поднялась очень рано, тщательно причесалась, приоделась и стала ждать Ромеша, то и дело нетерпеливо поглядывая на часы. Сначала ей казалось, что часы идут неправильно и времени не так уж много. Когда же стало совершенно очевидно, что Ромеш действительно запаздывает, Хемнолини взяла вышивание и села у окна, стараясь хоть как-нибудь отвлечься от грустных мыслей.
Наконец, Ромеш пришел. Он был явно чем-то озабочен и даже не нашел нужным объяснить свое опоздание, словно они и не договаривались встретиться сегодня утром.
Хемнолини едва дождалась конца чаепития. Когда все отодвинули свои чашки, она сделала последнее героическое усилие привлечь внимание Ромеша. В углу комнаты на столе лежали книги. Она взяла их, делая вид, что хочет унести. Это движение вывело Ромеша из задумчивости, и он быстро подошел к ней:
— Куда же вы уносите книги? Ведь мы хотели отобрать некоторые из них и взять с собой!
У Хемнолини дрогнули губы, она едва сдерживала слезы.
— Оставьте, незачем отбирать их… — проговорила она и, поспешно поднявшись, ушла в спальню. Там она бросила книги прямо на пол.
После ее ухода настроение Ромеша испортилось окончательно. Окхой же, посмеиваясь про себя, участливо спросил:
— Вы, кажется, не совсем здоровы, Ромеш-бабу?
Ромеш пробормотал в ответ что-то весьма невразумительное.
При одном воспоминании о здоровье Оннода-бабу сразу оживился.
— Вот, вот, и я сказал то же самое, стоило мне только взглянуть на него.
— Такие люди, как Ромеш, пренебрегают заботой о здоровье, — лукаво сощурившись, продолжал Окхой. — Ведь они живут одним интеллектом и считают, что глупо обращать внимание на такой пустяк, как несварение желудка.
Оннода-бабу, приняв это заявление всерьез, стал пространно доказывать, что заботиться о пищеварении надлежит всем, даже философам.
У Ромеша было такое ощущение, словно его поджаривают на медленном огне.
— Послушайте моего совета, Ромеш, — закончил свою речь Окхой, — примите пилюлю Онноды-бабу и отправляйтесь-ка пораньше спать.
— Я уйду, как только поговорю с Оннодой-бабу.
— Так бы давно и сказали! — воскликнул Окхой, вставая. — С Ромешем всегда так. Он что-то скрывает, а когда подходящее время уже упущено, вдруг спохватывается и начинает волноваться.
