Крушение | страница 24



Был уже конец августа. До праздничных каникул оставалось совсем немного времени, и Оннода-бабу занялся приготовлениями к путешествию.

В ожидании близкой разлуки Ромеш стал теперь заниматься музыкой особенно усердно.

Как-то в разговоре с ним Хемнолини заметила:

— Мне кажется, Ромеш, вам было бы очень полезно на время переменить климат. Что ты скажешь на это, отец?

Подумав, Оннода-бабу решил про себя, что такое предложение не лишено смысла: Ромеш перенес тяжелую утрату, и поездка может рассеять его горестные воспоминания.

— Конечно, — сказал он, — перемена воздуха на несколько дней — прекрасная вещь. Знаешь, Ромеш, я заметил, что в любом месте, — будь это западные провинции или другая область, — перемена климата действует благотворно только в течение нескольких дней. Первое время появляется хороший аппетит, начинаешь много есть, а потом — опять все по-старому: тяжесть в желудке, изжога, и что ни съешь, все…

— Ромеш, вы когда-нибудь видели Нормодский водопад? — прервала отца Хемнолини.

— Нет, я ни разу не бывал в тех местах.

— Тогда вам стоит его посмотреть. Правда, отец?

— Действительно, почему бы Ромешу не прехать с нами. Таким образом он и Климах переменит и Мраморные скалы увидит.

При создавшемся положении вещей сочетание перемены воздуха с созерцанием Мраморных скал было для Ромеша делом несомненно исключительной важности, поэтому ему оставалось только согласиться.

Весь этот день Ромеш, казалось, витал в небесах. Он заперся у себя дома и, чтобы как-нибудь выразить охвативший его восторг, уселся за фисгармонию. Его обезумевшие пальцы, откинув прочь все законы гармонии, затеяли на этом несчастном инструменте настоящий танец джиннов.

Последние несколько дней перспектива скорой разлуки с Хемнолини погружала Ромеша в бездну уныния. Теперь же в порыве восторга он бросал на ветер все свои музыкальные познания, добытые ценой мучительных усилий.

Стук в дверь прервал его.

— Что вы делаете, Ромеш-бабу! Прошу вас, перестаньте, — послышался чей-то голос.

Пунцовый от стыда, Ромеш открыл дверь, и в комнату вошел Окхой.

— Что вы тут безобразничаете? Смотрите, как бы вам не попасть за это под одну из статей вашего же уголовного кодекса!

— Признаюсь, виновен, — рассмеялся Ромеш.

— Ромеш-бабу, если вы ничего не имеете против, мне бы хотелось кое о чем поговорить с вами, — сказал Окхой.

Обеспокоенный таким вступлением, Ромеш выжидающе посмотрел на него.

— Насколько вы могли заметить, судьба Хемнолини для меня далеко не безразлична, — начал Окхой.