Хемнолини взяла эту добрую дрожащую руку и стала ласково гладить ее.
— Я очень плохо помню ма, — заговорила она. — Помню только, что в полдень она обычно, лежа на постели, читала, а мне это очень не нравилось, и я старалась отнять у нее книгу.
Отец и дочь снова углубились в воспоминания о прошлом. Они так увлеклись разговорами о том, какая была мать, чем она любила заниматься, как жили они тогда, что даже не заметили, как село солнце и небо приобрело меднокрасный оттенок. Так, в центре шумной Калькутты, на крыше одного из домов сидели в уголке двое, старик и юная девушка, которых соединяла вечно живая любовь отца и дочери. Они оставались там, пока с гаснущего вечернего неба на них не спустились слезинки росы.
В это время на лестнице послышались шаги Джогендро. Задушевный разговор тотчас оборвался, и оба испуганно вскочили.
— Что это, Хем сегодня устраивает приемы здесь, на крыше? — воскликнул Джогендро, окидывая их пристальным взглядом.
Джогендро был возмущен. Скорбь, которая теперь не покидала их дом ни днем, ни ночью, делала пребывание в нем невыносимым для юноши. В кругу друзей он часто попадал в затруднительное положение, когда приходилось давать разъяснения по поводу несостоявшейся свадьбы сестры, поэтому ему нигде не хотелось показываться.
— Поведение Хемнолини начинает переходить всякие границы, — заметил он. — Это всегда случается с девицами, которые зачитываются английскими романами. «Ромеш меня оставил, — думает Хем, — значит, нужно, чтобы сердце мое было разбито!» И вот теперь она усердно старается внушить это всем. Ведь немногим из тех, кто читает романы, представляется такой исключительно удобный случай — самой испытать разочарование в любви!
Стремясь защитить дочь от злых насмешек Джогендро, Оннода-бабу торопливо заметил:
— Мы тут с Хем беседовали кое о чем, — как будто он сам привел Хем на крышу для разговора.
— Так разве нельзя поговорить за чайным столом? Ты во всем поощряешь ее, отец. Если так будет продолжаться, мне придется оставить этот дом, — заявил Джогендро.
Тут Хемнолини вдруг спохватилась:
— Отец, ты еще до сих пор не пил чаю?
— Чай ведь не поэтическое вдохновение, что само приходит в вечерний час в лучах заходящего солнца. И незачем еще раз напоминать, что если ты будешь сидеть в углу на крыше, то чашки сами не наполнятся, — последовало язвительное замечание брата.
Оннода-бабу, не желая, чтобы Хемнолини чувствовала себя виноватой, поспешно сказал:
