— Я подарила эти браслеты Уми, сестра, — сказала она.
— Ты, наверно, с ума сошла! — воскликнула изумленная Шойлоджа.
— Нет, нет, ты ни за что не должна мне их возвращать. Переделай их в ожерелье для Уми.
— Честное слово, я никогда еще не встречала такой расточительной особы, как ты, — и она обняла Комолу.
— Теперь я ухожу от вас, диди, — начала Комола. — Я была здесь очень, очень счастлива, как никогда в жизни, — и слезы закапали из глаз девушки.
— Ты говоришь так, будто бог знает как далеко уходишь, — проговорила Шойлоджа, тоже едва сдерживая слезы. — Не очень-то тебе было хорошо у нас. Но теперь, когда, наконец, все трудности позади, ты станешь сама счастливой хозяйкой в своем доме, и когда нам случится зайти к тебе, будешь думать: «Скорей бы миновала эта напасть!»
Когда Комола уже совершила пронам[40], Шойлоджа заметила:
— Я зайду к вам завтра после полудня.
В ответ Комола не вымолвила ни слова.
Придя в свое бунгало, она нашла там Умеша.
— Это ты? А почему не пошел на представление? — спросила она.
— Так ведь ты должна была вернуться, поэтому я…
— Ну, нечего тебе об этом беспокоиться! Ступай на праздник, здесь же Бишон остается. Иди, иди, не задерживайся!
— Да теперь-то уж на представление поздно.
— Все равно, ведь на свадьбе всегда бывает интересно, иди, посмотри все хорошенько.
Умеша не нужно было долго упрашивать, он уже собрался уйти, когда Комола окликнула его:
— Послушай, когда вернется дядя, ты… — Она не могла придумать, как кончить фразу. Умеш стоял с разинутым ртом. Собравшись с мыслями, Комола продолжала: — Помни, дядя тебя любит. Если тебе что-нибудь понадобится, пойди к нему, передай от меня пронам и попроси, что хочешь, — он тебе не откажет. Только не забудь передать ему мой пронам.
Умеш, так и не поняв, зачем ему было дано такое указание, проговорил:
— Сделаю, как ты приказала, мать, — и ушел.
— Ты куда, госпожа? — спросил ее в полдень Бишон.
— На Ганг, купаться.
— Проводить тебя?
— Нет, стереги дом. — С этими словами она неизвестно за что подарила ему рупию и ушла по направлению к Гангу.
