Кто–то спокойно и равнодушно поднял ее сильными и уверенными руками. Женевьева уже поняла, кто это, еще до того, как увидела его, и уставилась в холодные глаза Питера Йенсена, вложив в выражение лица как можно больше эмоций и бешенства... насколько позволяла клейкая лента.
Его слабая улыбка ничуть не умерила ее пыл.
– Должно быть, адски мучительно, будучи адвокатом, лишиться возможности говорить, – мягко произнес Йенсен.
Лодыжки у нее были так плотно связаны, что она с трудом могла удержаться на ногах, а уж стоять вертикально могла лишь с его помощью. Женевьева отпрянула, и он отпустил ее, пальцем не пошевелив, когда она сверзилась к его ногам. Будь у нее свободен рот, укусила бы его за лодыжку, с застлавшей глаза красной пеленой гнева подумала она, снова пытаясь вскарабкаться на ноги.
Он еще раз вздернул ее вверх.
– Не будьте такой утомительно надоедливой, мисс Спенсер. Держите себя в руках, и всем будет гораздо легче, особенно вам.
У нее не то было настроение, чтобы слушаться его. На секунду она подумала, что он собирается снова положить ее на кровать, но вместо того он подтащил ее туда, где сидел сам, и бросил на маленький диванчик. Женевьева, выпрямившись, села и снова стала царапать заклеенный рот. Йенсен издал многострадальный вздох.
– Если я уберу эту штуку, вам не очень понравится, – предупредил он. – Будет больно.
Она продолжала дергать. Тогда он отвел ее связанные руки, уложил их ей на колени, взялся за скотч и дернул.
Женевьева думала, что ее крик огласит каюту и даже разбудит ее накачанного наркотиками клиента, но приглушенный вздох – единственный звук, который послышался, когда сорвали ленту, прихватив несколько прядей выбившихся из прически волос.
Йенсен бросил остатки ленты ей на колени.
– Простите, – буркнул он, садясь напротив и беря в руки книгу.
– Просто «простите»? – повторила Женевьева охрипшим голосом. – «Простите» за что? Всего лишь за то, что похитили меня, накачали наркотиками, связали скотчем, сукин вы сын!
– У меня есть другой рулон скотча, и я не побоюсь им воспользоваться, – весело сообщил он. – Держите себя в руках, мисс Спенсер.
– Вы считаете, это забавно? – Голос ее сейчас окреп. – У вас совершенно нездоровое чувство юмора.
Он слабо улыбнулся, что отнюдь не обнадеживало:
– Мне это уже говорили. Я убрал кляп, чтобы вы посидели тут тихо и не мешали. Мне нужно работать.
– Вы идиот.
Это привлекло его внимание, хотя задеть Йенсена не удалось. В тусклом свете глаза его выглядели очень темными, почти бездонными, пустыми, но она–таки умудрилась привлечь его внимание, и он отложил книгу.
