Впрочем сейчас ситуация была яснее ясного. Это было именно невезуха. Мощная, зубодробительная, скорее всего, погибельная. Потому как лапы тех хищников, которые вынырнули из крысиных ходов, не привыкли играть с добычей. Они сразу рвали ее на части.
Лаврушин обернулся и увидел, что обратного хода тоже нет. Там стояло пятеро головорезов. А то, что это головорезы – подразумевалось само собой. Тут не ошибешься.
– Малярийщики, – деловито отметил Строн.
Одеты малярищийки были кто как. Одни – в комбинезоны с оторванными рукавами, другие – в замызганную военную форму, с которой даже не удосужились сорвать шевроны. Третьи – в штаны из переливающегося суперпластика – вещь модная и дорогая, для таких владельцев явно не предназначенная. При передвижении бандиты звенели, как новогодние елки при землетрясении. Оно и неудивительно – с ног до головы эти люди были увешаны украшениями – браслетами, серьгами в ушах, носах и щеках, ожерельями, и всякой всячиной. Среди украшений были дорогие вещицы, вырванные из чьих-то ушей или содранные с холодеющих жертв. Был и просто металлолом. Они напоминали дикарей из земной настоящей сельвы. Впрочем, что удивляться – сельва она и есть сельва – что каменная, что природная. Нравы везде схожие – дикие и необузданные.
– Глянь, Лаврушин, «хэви метел», – покачал головой Степан.
Малярийщики совершенно не напоминали детей Поволжья, жителей голодных краев. Немытые морды были как на подбор отъевшиеся, толстые, лоснящиеся. И недобрые. Грязные лапы сжимали кинжалы, кастеты, метательные ножи. У одного был плазменный трехтактный плазморазрядник, у другого – электрический автомат.
Лаврушин прикинул, что пистолет у Строна под мышкой. Рыжий и дернутся не успеет, как малярийщики порвут его на британский флаг.
Атлет ростом за два метра неторопливо и вальяжно направился к беглецам. Он был гол по пояс и больше других увешан железяками. Вокруг его шварцнигеровского бицепса обвилось бриллиантовое (Лаврушин знал толк в бриллиантах, и еще знал, что здесь они так же дороги, как на Земле) колье. В руке он сжимал металлический прут с усеянным шипами набалдашником. Не иначе это был один из графов, князей или королей «сельвы». Ничего удивительного – главнее здесь считался тот, кто сильнее и наглее. И кровожаднее. Закон пещер во всей своей стерильной чистоте.
«Князь» остановился, не доходя до пришельцев метра два. Оглядел их внимательно, с ног до головы, ничего не пропуская, как оглядывает раздельщик мяса поступившие на склад туши.
