Табия | страница 61

— Мне не доставляет удовольствия мучить тебя, как ты, разумеется, думаешь. Мне неинтересно делать из тебя тупоголовую марионетку. Ты не бесполезная тряпка, не игрушка, ты живой человек, — он ненадолго замолкает, словно дает Гарри шанс осознать сказанное, а затем продолжает: — А человек — это совокупность поступков и решений. И я даю тебе полную свободу в выборе, какими они будут.

Гарри потеряно смотрит на пузырёк, гадая, что за зелье внутри, но ему уже почти всё равно. Он надеется, что хуже не станет, поэтому принимает пузырёк очень осторожно, чтобы не коснуться пальцев Риддла, подносит его ко рту и выпивает приторно-сладкое зелье. Он не знает чего ожидать, поэтому старается сосредоточиться на собственных ощущениях, готовясь к вспышке боли, если зелье окажется пыточным, но вместо этого из головы вдруг уходит мутный туман, разум проясняется.

— Как на вкус? — насмешливо спрашивает Риддл, и Гарри чувствует, что уже может не отвечать.

Он переводит на Риддла изумлённый взгляд.

— Блокирует действие Веритасерума, — кивает тот.

Гарри на мгновение прикрывает глаза и делает глубокий выдох. Его сил хватает только на то, чтобы вновь посмотреть на Риддла и еле слышно прошептать:

— Почему?..

— Я ведь сказал, что сейчас ты не поймёшь этого, — Риддл очень серьёзен. — Ты не поймёшь ничего, пока не будешь мыслить самостоятельно, а не заштампованными общими фразами, которыми напичкал тебя Дамблдор. Нельзя познать мир, глядя на него чужими глазами.

Гарри собирается ответить, но понимает, что связных слов у него сейчас не найдётся. То, что сделал Риддл — а, вернее, то, чего он не сделал, — просто не укладывается в голове, сбивает с толку, заставляет теряться в догадках.

— Ты не представляешь, как много нового и интересного сможешь узнать, если сломаешь рамки, которые сам же себе и выстроил, — продолжает Риддл. — А ещё… ты наверняка не подозреваешь, каким красивым можешь быть в определённые моменты, — добавляет он задумчиво и совсем тихо, а потом вдруг протягивает руку, чтобы дотронуться кончиками пальцев до его щеки.

Гарри невольно вздрагивает: пальцы Риддла не просто холодные, они ледяные. Но их прикосновение к пылающей коже разливается по всему лицу приятной прохладой. Он не отрываясь смотрит в тёмные глубокие глаза, дыхание учащается от переполняющих эмоций, от напряжения подрагивают ресницы. Риддл проводит пальцами по сухим губам, осторожно, почти ласково, и Гарри замирает, словно на него наложили парализующее заклятие. Разум отключается, и перед глазами остаётся только бледное молодое лицо с глубокой задумчивой складкой между бровей.