На примерах описанной в летописи топографии погребений видно, что сообщения о топонимах представляют собой комбинацию некоего исторического зерна (например, это верная передача деталей скандинавского погребального обряда при описании погребений князей-Рюриковичей[212], знание реально существующей географической номенклатуры) с фольклорной мифопоэтической традицией (этиологические сказания). В историографии существует гипотеза о существовании так называемых «книжных топонимических сказаний», которые были сконструированы летописцами на основании известных им географических названий. Между тем названия географических объектов, как и имена героев и вещей, почерпнуты из развернутой устной традиции, сюжеты которой летописцы сокращали и редактировали, а не сочиняли заново. Во-первых, конструирование языческого предания монахом-летописцем крайне маловероятно; во-вторых, большинство топонимов или антропонимов помещено в контекст уникальных мотивов, деталей или сообщений, аутентичность которых имеет независимые подтверждения. Имена и названия в летописи включены в цельный ряд мотивов, составляющих единые сюжеты
Концентрация знаковых для языческой традиции имен и названий в тексте летописи или хроники почти всегда может служить дополнительным признаком использования устных источников
6. Речи и диалоги. Более дискуссионной является мысль об устных источниках речей, диалогов, переговоров, юридических споров, приведенных в летописях и хрониках. Одни ученые настаивают на их фольклорном происхождении и воспроизведении устной традиции близко к «тексту», тогда как другие подчеркивают факт литературной обработки и даже книжной реконструкции этих «речей». Скорее всего, летописец производил книжную реконструкцию «речи», опираясь как на устные источники, так и на свои представления и образцы. Наличие «речей» и устойчивых формул не может быть непосредственным свидетельством и доказательством использования фольклорных источников, но отдельные черты речи в диалоге (состязательный характер)[213], наличие пословиц и формул устного права в определенных случаях указывают на обращение летописца к устному источнику. Подробно такие ситуации исследованы Д.С. Лихачёвым[214]. Он выделил определенные типы речевого поведения — воинские речи, речи вечевых собраний и княжеских съездов, посольские речи. Несмотря на неизбежную обработку в ходе летописной записи, они сохраняют основные черты живых языковых практик и отчасти связь с фольклором
