Странное чувство вины сменилось злостью. На самого себя.
И Аарон не понимал, какого черта сейчас идет в свою спальню. Он хоть как не должен был сейчас видеть эту женщину. Стоит хотя бы вспомнить, почему он так торопился уйти оттуда в прошлый раз. Вид ее, прикованной к его кровати, абсолютно беззащитной и открытой для него... это пытка его самообладания.
И все же он вошел, не смотря на свою кровать, а сразу подходя к ночнику. Когда он его выключил, она не издала ни звука. Хотя Аарон точно знал, что в прошлом она бы стала сопротивляться.
Он пах сексом и другой женщиной, и вместо того, чтобы пойти в душ, он растянулся на своей кровати, рядом с Шерри. Ожидая от нее сопротивлений и недовольства, он замер, смотря на очертания ее маленькой фигурки в темноте. Все что она сделала, просто попыталась отвернуться от него. Но цепи мешали ей, потому она просто повернула голову в сторону, стараясь отодвинуться на самый край. И он бы освободил ее от оков на время ночи, если бы не знал, что она тут же убежит от него.
Ненавидит, презирает, он вызывает в ней лишь отвращение и злость. Боги, но ведь это логично...
Аарон чувствовал себя ублюдком. Он мог посмотреть на себя ее глазами. Вор, похититель, убийца, просто подлец. Он собирался отдать ее даром, он собирался потребовать за нее свободу. Корыстно и грязно он хотел вручить ее в руки жестокого правителя своей земли, во имя исполнения своих целей. И он верил, что когда это произойдет, он даже не будет задумываться над тем, что с ней. Он даже не вспомнит о ней. Ему будет безразлична ее участь...
Какая ложь. Он - ненавидящий все фальшивое и лживое, лгал сам себе все это время. Он привязался к ней как ни к кому ранее. Она была единственной за всю его жизнь с кем он делил свою территорию, за кем он следил, с кем разговаривал дольше, чем одну минуту, и то в основном - о всякой ерунде. Сначала свою очевидную заботу он объяснял тем, что его дар должен достаться владыке в лучшем виде. А теперь... все это казалось ложью. Причем не очень убедительной.
Он не хотел отдавать ее. Но было уже слишком поздно. Слишком. Ведь отпустить ее он тоже не мог.
Он зашел в тупик, потому чувствовал себя человеком сейчас больше, чем за весь этот год. Он не знал решения. Он не видел выхода...
Я не спала всю ночь и заснула лишь с рассветом. Очевидное дело, ублюдок развалился рядом, и мне было не до сна. Это было пыткой, воистину. И главное, я не могла сказать, чтобы он убирался к черту. И дело даже не в повязке, а в том, что это звучало бы так, словно я зла и обижена на него. И плевать, что так оно и было! Ему не нужно было знать о моих чувствах.
